Нина. Марина Кистяева

как по бедру побежала струйка чего-то теплого…

      Корицкий тоже не спешил из неё выходить. Напротив, он отчего-то сильнее сжал её бедра, оставляя на них следы. Синяки Нине обеспечены.

      Сорочку с ней так никто и не снял. Белая, красивая.

      Одежда невесты…

      Только невесту не ставят «раком» на край кровати, не смазывают смазкой и не лишают девственности, как шлюху.

      Нина снова прикрыла глаза и опустила голову.

      Плакать она не будет. Ни за что.

      За что боролась, на то и напоролась.

      – Иди в ванную.

      Корицкий вышел из её тела, лишил себя, своего парфюма и иллюзии интимности.

      Нина, стараясь двигаться осторожно, подалась назад.

      Черт… Как же печет!

      А вот с дрожью Нина не смогла совладать.

      Как и с желанием посмотреть на Костю.

      Нет.

      Константина.

      На господина Корицкого.

      Она кое-как, неуклюже и совсем не грациозно, села полубоком, минимизирую соприкосновения пылающего огнем лона с шелковым покрывалом, и повернулась к мужчине. Тот отошел от неё и направился к бару.

      Как обыденно…

      Вставил, трахнул и забыл.

      Нина смотрела на его спину. Что ж… Красивая, мощная. Про такую говорят «каменная». И в плане масштабности, и в плане защиты.

      Господи… О чем она, дура, продолжает думать?

      – У тебя есть пара часов. Потом я снова приду.

      – Хорошо, – сказала она и поднялась.

      Ему плевать с большой колокольни, что у неё там могут быть разрывы. Он заплатил и точка.

      Нина, оттолкнувшись рукой от матраса, поднялась. Скользнула взглядом по себе и поморщилась. На сорочке красовалось кровавое пятно. Всё, как и полагается.

      Ей в самом деле надо в ванную. Прежде всего, для уединения.

      Начав подниматься, она охнула. И сразу же после её оханья послышался звон хрусталя. На чистом рефлексе Нина повернулась.

      Чтобы сразу же натолкнуться на прожигающий, оставляющий на коже если не дыры, то ожоги, взгляд.

      Корицкий смотрел на неё. Пристально. Не мигая. На его мужественном лице с высокими скулами и четко очерченными губами невозможно было прочесть ни одну эмоцию. Они были надежны спрятаны.

      Нина выпрямилась, более не стесняясь и не пытаясь как-то скрыть свою обнаженность. Сорочка ничего не прятала. Ни грудь, ни очертания фигуры, ни лобок.

      Пусть Корицкий рассматривает, раз хочется.

      В душе наступил штиль. Опасный, нехороший.

      И всё же что-то было не так. Что-то не складывается во всей этой картинке. Почему Корицкий не выглядит довольным или «опустошенным»?

      Почему смотрит на неё так, точно убить хочет? Или выгнать. Или обругать.

      Нина мысленно усмехнулась. Не понравилась она ему. Не удовлетворила.

      На коленях постояла, член не пососала. Потом не двигалась. Не подмахивала бедрами.

      Хреновая из неё эскортница. Никудышная.

      Вот и правильно, Корицкий, давай, давай передумывай и отправляй её назад, в матушку-Россию. Она даже денег не возьмет! Хотя нет… возьмет. Переведет их потом в фонд матери,