Нина. Марина Кистяева

снова в голове какой-то взрыв, протест.

      Корицкий же знал, что она девственница! Пусть и продажная, но девочка! И вот так… Просто собрался вставить?

      – Ко… – она начала говорить, но на её рот легла ладонь. Большое крупное тело нависло сзади.

      Почти не соприкасаясь…

      – Пока я не разрешаю говорить – ты молчишь, – пророкотал над ухом низкий грудной голос, от которого по телу Нины рассыпались колкие мурашки.

      Внутренний голос завопил, чтобы она немедленно, прямо сейчас прекратила этот цирк! Чтобы во всем призналась, остановила! Корицкий тормознет, она не сомневалась…

      Только она назовет свою фамилию.

      И всё. Всё остановится. Завершится, не начавшись…

      Остановится навсегда, закристаллизуется.

      А она останется с горьким привкусом… Горький привкус будет в любом случае, только при последнем раскладе пострадает ещё и имя. Семейная гордость. То, о чем ей твердили с рождения, что она впитала с молоком матери и разговорами отца.

      И раз она ввязалась в эту авантюру, раз она настолько сильно ошиблась в расчетах, не смогла соединить воедино логическую нить, не предусмотрела, что человек, в чьих глазах она утонула, повязла с головой, мог измениться за прошедшие годы, да и не факт, что измениться – откуда она знала какой он был с женщинами? – то и пройти должна до конца.

      Чтобы уроком было…

      Чтобы в следующий раз лучше думала, что делает. И помнила, кто она такая, черт возьми.

      Терпкий парфюм с нотками бергамота окутывал Нину, пробирал насквозь, проникал под кожу. Девушка едва дышала. Она приготовилась…

      За спиной слышались движения. Шуршание фольги и дальше…

      Дальше к её лону прикоснулись. Снова…

      Не ласково, без надлежащего трепета.

      Просто прикоснулись.

      И просто начали входить.

      Властные руки зафиксировали её ягодицы, чтобы она никуда не делась.

      – Расслабься. Иначе порву…

      На этот раз голос Корицкого донесся до Нины через пелену. Она и без него знала, что надо расслабиться… Но не стоя же на коленях с выпяченной кверху задницей!

      Получила Нина Коваль?! Довольна…

      Из глаз едва не брызнули слезы, когда Константин вошел полностью. Он держал её ещё крепче, проникая полностью, по самые яйца. Боль обожгла поясницу, бедра, растеклась по спине, сорвав с губ девушки приглушенный стон, который не мог принадлежать ей.

      Да и в целом… Не могла она стоять сейчас и терпеть подобное отношение! Она, которую холили и лелеяли! С которой всегда сдували пылинки!

      Не так…

      Или только так? Потому что зарвалась. Потому что перешагнула через семейные ценности. Потому что ошиблась в НЕМ…

      Папа всегда говорил, что за проступки надо платить. И за дела, даже добрые, тоже. Впрочем, кто-то утверждал, что дети платят за грехи отцов тоже. Нина в последнее не верила.

      Она сглупила, не тормознула, не смогла забыть, абстрагироваться. И то, как с ней сейчас обращается чужой – да, да, чужой! – мужчина, только её просчет.

      И боль тоже её.

      Глава