Время ведьмы. Максим Макаренков

извилиной общаться?!

      – Татьяна Владимировна, позвольте! – попытался повысить голос хозяин кабинета, но Таня рубанула воздух ладонью:

      – Не позволю! Я что, не понимаю, что это вы во всем виноваты?! Это после встречи с вами на меня напали! Вы меня потому и на выставку эту чертову взяли! Вы меня как наживку использовали!

      – Да зачем мне это понадобилось то?! – наконец, вклинившись, воскликнул Вяземский.

      – Это вы мне скажите – зачем?! Что я вам такого сделала?

      – Что именно – это?

      – Да все это! Приглашение, нападение!

      – Что, и нападение тоже я устроил? – Вяземский казался искренне ошарашенным. – Интересно, это-то зачем?

      – Откуда я знаю?! Может, решили изобразить отважного спасителя и… и… изнасиловать! – выпалила Таня.

      Ну, знаете ли! – Вяземский побледнел и заговорил язвительно-спокойным тоном. – Вам не кажется, что это излишне сложная комбинация, чтобы овладеть вашим нежным девичьим телом сомнительной невинности?!

      Татьяна задохнулась. Она стояла перед Вяземский сжимая и разжимая кулаки, и чувствовала, как жарким багрянцем наливается лицо. Наконец она выдохнула:

      – Хам! Трус и хам!

      Неожиданно Вяземский устало обмяк, плечи его опустились, он отвернулся от Татьяны и безнадежно махнул рукой:

      – Да думайте вы что хотите.

      Она так и осталась стоять с открытым ртом, готовая выпалить очередную гневную тираду. Вместо этого она сунула руки в карманы и, ссутулившись, сказала с горечью:

      – Дурак вы, Ян… Александрович.

      Вяземский ответил, не оборачиваясь:

      – Не то слово, не то слово…

      Таня испытала странное ощущение – казалось, от ее дальнейших слов зависит вся ее дальнейшая судьба. Это было сладкое и страшное чувство. Она могла сухо извиниться и уйти. Ее жизнь осталась бы все такой же спокойной, упорядоченной, с небольшим, но довольно стабильным заработком, одинокими грустными выходными и редкими недолгими романами, заканчивавшимися в загородных домах отдыха или гостиницах для свиданий.

      Что произойдет в другом случае, она не имела ни малейшего понятия. И потому, потупившись и шмыгая носом, чтобы сдержать непрошеные слезы, сказала:

      – Знаете, как обидно чувствовать себя куклой? Не надо так. Давайте начнем сначала.

      Она не ожидала, что он развернется так быстро, и что в глазах его будет столько надежды. Это выражение детской, мальчишеской надежды, готовности все признать и все простить, заставило ее смутиться еще больше и чтобы скрыть это, она неловко выставила руку и попросила:

      – И еще. Не зовите меня по имени отчеству, пожалуйста. Терпеть не могу.

      Вяземский шагнул к ней, протягивая руку:

      – Хорошо. Тогда – Ян.

      Она робко пожала ему руку и попросила:

      – А пойдемте, погуляем по парку. Там так здорово. И вы мне все же расскажете, что происходит. Правда, мне надо это знать. Поймите, мне страшно.

      Ей показалось, что она физически почувствовала волну облегчения, прокатившуюся по кабинету.

      – Конечно, Татьяна Вла… Татьяна.

      – Можно