Умереть за любовь, убить за любовь…. Ксения Корнилова

жизни, после смерти – какая разница? – задумчиво проговорила незнакомка и закашлялась.

      – Я не понимаю вас, – слишком резко ответила Робин. Ей порядком надоела эта молодящаяся старуха – кого-то она ей напоминала…

      – Подрастешь – поймешь, милочка, – ухмыльнулась в кривой улыбке женщина.

      «Милочка». Стало понятно, кого так нестерпимо напоминает ей эта дама. Ее родная бабушка по отцовской линии была абсолютно такой-то: сухая черствая старуха, владеющая несколькими компаниями, но никогда не предлагающая своей помощи. Приходя к ней домой, максимум, на что могла рассчитывать единственная внучка, это старые, сто раз растаявшие и снова застывшие леденцы, настолько плотно прилипшие к фантикам, что приходилось рассасывать их прямо так, в обертке, и потом незаметно вынимать ее изо рта или проглатывать, чтобы не расстроить хозяйку.

      Несколько раз, еще до возвращения отца, Робин оставалась у нее на несколько дней – когда мать находила очередного ухажера, в котором видела шанс на спасение от этой ненавистной жизни матери-одиночки, и ребенок был ни к чему. Старуха жила в хорошо обставленном коттедже на берегу моря, и внучка каждое утро убегала на пляж собирать ракушки и лепить из песка высоченные башни – строила замки, стараясь хотя бы в своих фантазиях отгородиться от этого мира. В один из таких дней на самом рассвете, когда солнце только-только занималось в волнах, окрашивая их и небо в розовый цвет, девочка зашла слишком далеко, до самого утеса, и оказалась на частной территории дорогого отеля. Она впервые видела такую роскошь и ходила, раскрыв рот, трогая маленькими пальчиками плетеные из ниток ловцы снов – занавески на беседках, расположенных прямо на пляже. Ее никто не прогонял – решили, что это ребенок одного из постояльцев. И несколько парней, устанавливающих цветочную арку с белыми кружевными лентами, позволили ей пройти за огороженную красными канатами территорию. Столы уже сервировали тончайшим фарфором, но все окружающее померкло, когда Робин прочитала табличку, установленную в самом центре. Там, где полагалось сидеть жениху и невесте.

      «Робин и Габриэль».

      Она впервые встречала свое имя у другой девочки, всегда считая его очень мужским и обижаясь на мать, что та позволила отцу так ее назвать в честь то ли дедушки, то ли прадедушки.

      «Робин и Габриэль».

      Как красиво смотрелось ее имя, тисненое золотом на белоснежной бумаге. Но еще прекраснее оно стало, когда появилась девушка в свадебном платье, сияющая от счастливой улыбки.

      Робин так никто и не выгнал. Она видела церемонию, ела кремовые пирожные, поданные к утреннему чаю, и даже попала на несколько фотографий с женихом и невестой.

      – Эй, уснула? – прокашляла старуха и затушила сигарету в песке.

      – Задумалась, – буркнула Робин, с ненавистью посмотрев на незнакомку, прервавшую такие приятные воспоминания, о которых девушка совсем забыла. Да, она слишком была похожа на ее бабку. Та тоже приперлась в тот день на частный пляж в поисках внучки и утащила ее, верещащую, за руку, при всех обозвав ее