Дай им шанс!. Катарина Бивальд

нас в городе осталось немного молодежи. Те, кого я считаю молодежью, уже давно выросли. Клэр, Энди, Тому за тридцать. Том – это сын моего брата, то есть сын Джимми (не того, что Куган). У Клэр есть семнадцатилетняя дочь – результат одной из этих необъяснимых беременностей. Не думаю, что отец – Том. Никогда не думала. Скорее, это Энди. Но Энди примерно в то же время переехал в Денвер (некоторые находят это подозрительным, но мне кажется, это его отец распространил слухи. Впрочем, ему это не помогло). Энди вернулся со своим лучшим другом Карлом. Карл очень мил и при этом красив до неприличия. Немногим людям я простила бы такую внешность, но Карлу – прощаю.

      Каролина интересуется, есть ли у тебя Библия. Я позволила себе предположить, что есть.

      С наилучшими пожеланиями,

Эми Харрис

      Турист в городе

      Узнай Сара, сколько разговоров возбудило ее появление в городе, она бы весьма удивилась. Сара не считала себя интересной. Не считала себя экзотикой. Она определенно не была красавицей. У нее – и Сара готова была это признать – самая заурядная внешность. Уже в семь лет Сара смирилась с тем, что волосы у нее мышиного цвета. И нужно быть слепым, чтобы назвать их цвет медовым, или каштановым, или любого другого оттенка, какой бывает у героинь в книгах, которыми зачитывалась Сара. Чувства стиля у нее тоже никогда не было. Все, что можно было сказать о ее одежде, – это что она была чистой и аккуратной.

      Единственным достоинством Сары были ее глаза. Большие, выразительные, они могли бы вызвать у людей интерес, если бы Сара не прятала их за книгой. Но в Броукенвиле никогда не видели туристов.

      На следующий день после визита Сары в «Потрясающую Грейс» она стала предметов разговора старейших жительниц города. Они заглянули в закусочную на чашку кофе, чтобы узнать последние сплетни про туристку.

      – Удачный она выбрала момент для приезда, – сказала одна старушка, которую почти не видно было за стойкой. Отчасти потому, что с годами ее и так тощее тело усохло, отчасти потому, что его скрывало облако дыма. Гертруда курила как паровоз. И пила как сапожник. Но ни одной из этих вредных привычек и даже ее любимой жирной еде до сих пор не удалось убить Гертруду вопреки всем чаяниям двоих ее бывших мужей, ставших жертвами пассивного курения и жирной пищи. Посетительница была вдовой.

      – Похороны, – продолжала Гертруда. – Хоть какое-то событие в этом городишке. Так надоело, что ничего не происходит.

      Ее подруга Энни-Мэй помахала рукой, чтобы прогнать дым.

      – Похороны – это красиво, – согласилась она. – Все в черном. В лучших нарядах. И столько вкусной еды.

      – Я приносила рагу из кукурузы, – сообщила Гертруда, – с двойной порцией бекона…

      Обе выжидающе уставились на Грейс. Та наклонилась ближе.

      – Приятная женщина, – рассказала она. – Вчера зашла и сидела здесь около часа. И еще мы болтали, когда она только сюда приехала.

      – Вот как! – выдохнула Гертруда, и этого поощрения было достаточно,