Смерть всегда рядом. Борис Таукенов

на него никакого не было. Тем более в состоянии, когда внутреннее напряжение было вдвойне усилено рыданиями Иситы по поводу моей безвременной кончины. Больше волновала реакция на него ее кавалера. А тот мельком взглянул на меня, одарил едва уловимым кивком головы, будто давал знать, что и без нее все про меня знает.

      В целом, не выказав особого неудовольствия по поводу моего отказа, все четверо весело и дружно потопали дальше вверх по ступенькам.

      Одна пара все-таки не стала лишать себя удовольствия побыть со мной в одной компании. Поздно ночью мужчина и женщина, с трудом держась на ногах и источая изнутри ослабших тел едкий запах перегара, нежданно-негаданно завалились в мой офис. Наверное, соседке очень захотелось продемонстрировать пылкую любовь к ней красавца офицера. А тот, пьяный в стельку, как только переступил порог, бросился перед ней на колени, стал неистово клясться в вечной любви и верности.

      – Голубушка моя, но что мне сделать для тебя? Я люблю тебя, – твердил он беспрестанно, что давало явные представления по поводу количества выпитого им спиртного. Но произносил он каждое слово на удивление четко, что несвойственно для чрезмерно пьяного человека. И можно было усомниться в высокой степени нетрезвости пылкого любовника, если бы предмет его воздыханий действительно стоил такого обилия страсти. Она была далеко не первой молодости и имела весьма потрепанный вид. Не красило ее, помимо состояния крайнего опьянения, и нарисованное на лице выражение безмерной радости от столь откровенных признаний молодого человека довольно приятной наружности. То и дело она бросала на меня самодовольные взгляды, будто говорила: «Смотри, смотри! Ты пренебрегал мной. А вот какие мужчины признаются мне в любви, не то, что ты – хилый интеллигентик». А я думал в ответ: «Да, действительно, нет некрасивых женщин. Просто мало выпито водки».

      Офицер на мгновение посмотрел на меня, и я увидел вполне осмысленное лицо: нетрезвым он не был. Но продолжал куражиться. Потом оба покинули мой офис, так и не объяснив, зачем приходили. Он, – шатаясь из стороны в сторону, с трудом держась на ногах, она – на седьмом небе от счастья. На память о мимолетной встрече он подарил мне кассету с песенным творчеством солдат, прошедших срочную службу в Чечне.

      – Здесь совсем другие песни, – доверительно сказал он. – Это не то, что написано в Афганистане. Ты обязательно послушай. «Таня, Таня, – поется в одной из них, она мне больше остальных нравится. Моя милая Таня. В глубине темных глаз раненной девочки я увидел всю боль и страдания Чечни».

      Я остался один со своими горькими думами, с которыми в последнее время все труднее становилось справляться. Достал из вмонтированного в стену шкафа початую бутылку водки, налил полстакана и выпил до конца маленькими глотками, с трудом превозмогая горечь горячительного напитка. Али, спавший в соседней комнате, появился у дверей. «Вы слишком много пьете, – сказал он и тут же добавил, будто извиняясь. – Но, признаться, никогда не видел