Полковнику никто не пишет. Шалая листва. Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля. Габриэль Гарсиа Маркес

Поговори завтра с кумом Сабасом.

      – Он не вернется до понедельника.

      – Тем лучше, – сказала жена, – у тебя в запасе три дня, чтобы передумать.

      – Мне нечего передумывать, – сказал полковник.

      Липкие октябрьские туманы сменились приятной свежестью. Декабрь заявлял о себе во весь голос, в том числе и криками выпи, которые слышались теперь в другое время. В два часа полковник еще не спал. И знал, что жена тоже лежит без сна. Он повернулся в гамаке.

      – Не спишь? – снова спросила она.

      – Нет.

      Она немного помолчала и поворочалась в постели, устраиваясь поудобнее.

      – Мы не можем себе этого позволить, – наконец сказала она. – Подумай только, что такое для нас эти четыреста песо.

      – Недолго осталось ждать, пенсия должна вот-вот прийти, – сказал полковник.

      – Я слышу об этом уже пятнадцать лет.

      – Вот именно, – сказал полковник. – Поэтому теперь она не заставит себя ждать.

      Жена умолкла. А когда заговорила вновь, полковнику показалось, что время остановилось.

      – У меня такое чувство, что эти деньги никогда не придут.

      – Придут.

      – А если не придут? – Но полковник уже не слышал.

      Первые крики петуха на мгновение разбудили его, после чего он опять погрузился в крепкий глубокий сон без сновидений. Когда он окончательно пробудился, солнце стояло высоко. Жена еще спала. Полковник методично, хотя и с двухчасовой задержкой, проделал все, чем обычно занимался по утрам, и стал ждать, когда она проснется, чтобы сесть завтракать.

      Она появилась из спальни с неприступным видом. Пожелав друг другу доброго утра, они в молчании сели за стол. Полковник выпил чашку кофе с куском сыра и булочкой. Все утро он провел в портняжной мастерской. В час дня вернулся и застал жену среди бегоний – она занималась починкой одежды.

      – Пора обедать, – сказал он.

      – Обеда нет, – сказала она.

      Он пожал плечами и отправился заделывать дырки в изгороди, через которые дети проникали в кухню. А когда вернулся в дом, стол был на- крыт.

      За обедом полковник заметил, что жена с трудом сдерживает слезы. Это встревожило его. Он знал ее твердый от природы характер, ставший еще более твердым после сорока лет горестей и лишений. Даже смерть сына не выжала из нее ни слезинки.

      Он посмотрел на нее с упреком. Она закусила губы, вытерла глаза рукавом и снова принялась за еду.

      – Ты не считаешься со мной.

      Полковник промолчал.

      – Ты капризный, упрямый и неблагодарный человек, – сказала жена. Она положила ложку с вилкой крест-накрест, но тут же суеверно разъединила их. – Я отдала тебе всю свою жизнь, а теперь выходит, что петух для тебя важнее, чем я.

      – Это не так, – сказал полковник.

      – Нет, так, – возразила жена. – Пора бы тебе заметить, что я умираю. То, что со мной происходит сейчас, – не болезнь. Это агония.

      Полковник не проронил ни слова, пока не вышел из-за стола.

      – Если доктор даст мне гарантию, что после продажи петуха у тебя пройдет астма, я тут же его продам, – сказал