Дикий ирис. Аверн. Ночь, всеохватная ночь. Луиза Глик

>

      Друзья!

      Мы представляем вам очередную книгу в «нобелевской серии» Норвик Банка.

      Под одной обложкой – три сборника стихов американской поэтессы Луизы Глик. В 2020 году ей была присвоена Нобелевская премия по литературе за «точный поэтический голос, своей суровой красотой превращающий индивидуальное во всеобщее». До «нобеля» она успела стать лауреатом более двадцати литературных премий, в том числе Пулитцеровской премии и поэтической премии Уильяма Карлоса Уильямса 1992 года за сборник «Дикий ирис» (включен в эту книгу).

      Поэзия Луизы Глик непохожа на стихи, к которым мы привыкли. Это «стихотворения в прозе», со своим внутренним ритмом, монологи и диалоги, в которых чувствуется потребность в движении, похожем на авангардный танец.

      Читая их, нужно помнить, что поэтесса сама преподает литературу в университетах, так что богатство культурных кодов, заложенных в ее стихи, в чем-то похоже на импровизацию джазиста-профессионала, смешивающего в единую гармонию сразу три-четыре стандарта. Для русскоязычного читателя сразу будут очевидны отсылки к греческим мифам, заметны мотивы английской поэзии, знакомой по переводам, и еще больше увидит читатель, погруженный в контекст англоязычной, ирландской, шотландской, американской и собственно английской классики.

      И вместе с тем Луиза Глик не типовой постмодерн, умозрительная игра в смыслы, а личный, переполненный сильными эмоциями и образами текст, то срывающийся на крик, то фиксирующий события, чувства, размышления с точностью дневника. Ее поэзия временами наполнена едкой и безжалостно правдивой иронией и обращением к жизненному опыту читателя, оживляющими строки, придавая им глубину и обертона.

      Переводить стихи сложно по умолчанию. А такие стихи – сложно вдвойне. Заслуга издательства в том, что оно предложило читателю сразу и перевод, и оригинал. Так что владеющих языком оригинала ждет отдельное интеллектуальное удовольствие – возможность сравнить то, как со своей миссией справляется переводчик, и то, что хочет донести до читателя автор.

Искренне ваш,председатель совета директоров Норвик БанкаГригорий Гусельников

      Дикий ирис

      The wild iris

      At the end of my suffering

      there was a door.

      Hear me out: that which you call death

      I remember.

      Overhead, noises, branches of the pine shifting.

      Then nothing. The weak sun

      flickered over the dry surface.

      It is terrible to survive

      as consciousness

      buried in the dark earth.

      Then it was over: that which you fear, being

      a soul and unable

      to speak, ending abruptly, the stiff earth

      bending a little. And what I took to be

      birds darting in low shrubs.

      You who do not remember

      passage from the other world

      I tell you I could speak again: whatever

      returns from oblivion returns

      to find a voice:

      from the center of my life came

      a great fountain, deep blue

      shadows on azure seawater.

      Дикий ирис

      У моих страданий

      Был выход.

      Послушайте: то, что зовется смертью,

      я помню.

      Над головой шум, шевелятся сосновые ветви.

      Потом ничего. Тусклое солнце

      еле теплилось над сухой поверхностью.

      Как страшно выживать,

      когда сознание

      погребено в темной земле.

      Затем все закончилось: страх

      быть безмолвной душой

      внезапно исчез, жесткая земля

      немного прогнулась с тем, что я принял за

      шныряющих в низких кустах птиц.

      Знайте же те, кто не помнит

      перехода из другого мира,

      я смог заговорить снова: все, что

      возвращается из забвения, возвращается

      обрести голос:

      из моей жизни забил

      огромный фонтан, синие

      тени на лазурной морской воде.

      Matins

      The sun shines; by the mailbox, leaves

      of the divided birch tree folded, pleated like fins.

      Underneath, hollow stems of the white daffodils, Ice Wings,

                  Cantatrice; dark

      leaves of the wild violet. Noah says

      depressives hate the spring, imbalance

      between the inner and the outer world. I make

      another case – being depressed, yes, but in a sense

                  passionately

      attached to the living tree, my body

      actually curled in the split trunk, almost at peace,

                  in the evening rain

      almost able to feel

      sap frothing and rising: Noah says this is

      an error of depressives, identifying

      with a tree, whereas the happy heart

      wanders the garden like a falling leaf, a figure for

      the