Крутень. Николай Архипов

отправился в сельсовет, прихватив с собой палку, которую привёз с фронта. Её он раздобыл в госпитале в Москве. К ним в палату каким-то образом попал полуживой купец. Положили купца рядом с Фёдором, а рядом поставили эту палку, искусно сделанную из неизвестного дерева с позолоченным набалдашником в виде львиной головы. Очень занимательная была палка. Купец на третий день помер, а палку отдали Фёдору, как особо в ней нуждающемуся. Сегодня он решил обменять палку на муку. Все равно она стояла без дела. Нога зажила, только небольшая хромота пока осталась. В сельсовете сидел один председатель. Он что-то усердно писал, шевеля губами и водя пером по бумаге.

      – Здорово, председатель, – поздоровался Фёдор и с размаху сел на стул, – все писульки строчишь?

      Председатель Клим Новожилов, то же из бедняков, с досадой глянул на Рогозина и ещё усердней заработал пером.

      – Чего пишешь, спрашиваю? – не унимался Фёдор.

      Клим остановился, перечитал написанное и со злости бросил ручку на стол.

      – Чего под руку орёшь, опять ошибку сделал. Переписывай теперь, – Клим скомкал бумагу и бросил в стоявшее в углу ведро, достал кисет и стал сворачивать папиросу, – Списки составляю. Сверху давят, налог им вынь, да положи, а где я его возьму, все уже собрали. Рассказывай, раз припёрся ни свет, ни заря. Чего там, в волости опять придумали?

      – Коммуну создавать придумали. Завтра землемер приедет, будет перемеривать наделы, – сообщил Фёдор, – сегодня собирай собрание бедноты, надо решение выносить и членов утверждать.

      Клим, не сводя настороженных глаз с Рогозина, чиркнул спичкой и закурил, пуская клубы дыма. Человек он был не молодой, за пятьдесят уже и в делах никогда не торопился, какие бы они не были. Вопрос о создании коммуны давно уже ставился на заседаниях, но к общему решению так ни разу и не пришли.

      – Создать не вещь, а из чего создавать будем? – прищурившись от дыма, спросил председатель, – у тебя, к примеру, окромя козы, да кучи едоков, есть ещё живность? На чем пахать будем и чем? Я уже не спрашиваю, что сеять и где молотить, али молоть. Я тебя спрашиваю, ваше благородие. Твоей палкой что ли?

      – Ты не злись, Клим Петрович, не перегибай, – спокойно ответил Фёдор, закрыв позолоченный набалдашник палки рукой, – Скотины у нас и вправду маловато, лошадей и того меньше. В волости обещали помочь, даже насчёт трактора разговор был. А что нам терять? У нас все равно ничего нет, а сообща и помирать легче. Советская власть поможет, обязана помочь. За что мы тогда кровь проливали? Что бы сдохнуть под забором?

      Фёдор разозлился. Он вскочил, отбросил стул в сторону и нервно заходил по избе. Клим молча смотрел на него, нещадно чадя папиросой.

      – Ты сам подумай, Петрович, – остановился Фёдор и, облокотившись на стол, навис над председателем, – Сейчас мы сами по себе, в том наша слабость и заключается, а вместе мы горы свернём. Вон, на фронте, если бы не создали армию, хрен мы победили бы. А тоже поначалу ничего не было. Одно ружье на пятерых. Коней в бою добывали. Многие тогда не верили, в сторону виляли, а мы и белых разогнали и Антанту опрокинули.