Целитель-8. Валерий Петрович Большаков

еще одна машина увязалась – крутобокий «Додж» следовал впереди.

      «Сопровождающие!» – поморщился Аидже, откидываясь на спинку.

      Всю дорогу он мучительно соображал, рассуждая и споря с самим собой, перебирая дни, как бусины четок. Воспоминания всплывали снулыми рыбами…

      …В самый первый раз попав в Хадсон-Пайнз, он застал там хозяина. Рокфеллер сидел, сгорбившись, в инвалидной коляске с моторчиком, и пялился в экран огромного телевизора. Пол-лица богатея скрывала, будто намордником, кислородная маска.

      Встрепенувшись, он глухо и невнятно произнес:

      – Хэлло, Аидже! Извини, что в таком виде – сердечко прихватило. Врачи велели дышать кислородом.

      – Моя понимай, – наклонил голову индеец, решив сыграть роль тупого дикаря.

      – Аидже! – с чувством воззвал Рокфеллер. – Я сделаю все, что ты пожелаешь, только помоги вернуть здоровье!

      – Моя хотеть, чтобы ты вложил большие деньги в СССР! – выпалил целитель, с детской простотой излагая задание.

      – О`кей! – часто закивал хозяин, шевеля кольчатым шлангом, как хоботом…

      …Аидже наморщил лоб. Да, именно тогда его впервые отяготило непонятное утомление. Как будто, переступив порог особняка, он состарился! И ведь ничего особенного не происходило, все отлично держится в памяти.

      Ну, врачевал, елозя по буржуйской груди… Ну, поглядывал на экран телика…

      – Подъезжаем, – молвил Ричард, минуя местные Сиракузы.

      – Моя видеть, – буркнул индеец недовольно.

      Щит за обочиной извещал: «Onondaga Nation. Nedrow. ½ miles».

      За рекой Онондага-Крик показались приземистые домишки, выстроившиеся в три ряда.

      – Моя сам, – решительно сказал краснокожий, покидая запыленный «шеви».

      – Валяй, – бледнолицый зевнул и опустил спинку кресла. – Подожду…

      «Жди, жди… Дождешься…»

      Индеец прошелся по грязноватой улочке, натянуто улыбаясь. Жилища – так себе, и автомашины чиненые-перечиненые. Задворки «сияющего града на холме»…

      Некогда гордые воины позируют для глупых туристов, напяливая на головы уборы из перьев. А ведь раньше каждое перо вручалось, как медаль за подвиг…

      Обойдя Длинный Дом в центре поселка, Аидже зашел во двор к старому шаману. Нынешние ирокезы – крещеные, но ведь и веру в прежнего бога-творца Таронхайавагона никто не отменял. А на подходе Отаденоне-не-оней-ватэй, первый праздник весны – «Благодарение клену»… Не отменять же веру предков, ставя на ней жирный крест!

      Каркасный дом Глэйдэйнохче был обшит досками, краска на которых давно облупилась, и больше всего походил на добротный русский сарай. Но шаман приспособился – зимовал в типи с расписной покрышкой из оленьих шкур, выставленном на заднем дворе.

      Откинув полог, Аидже встал на колени у очага, где горел огонь, и присел на пятки. Шаман устроился напротив – седой индеец с бесстрастным лицом, изрезанным морщинами и шрамами. Глэйдэйнохче курил изукрашенную трубку.

      Выпустив струю сизого дыма, он молча передал калумет гостю. Аидже не любил табак, но