История одного рода. Владимир Гнилицкий

в то, что он был у реки и попал под дождь. Но спустя мгновение дрожь по всему телу заставила Ильгиза пожалеть о содеянном. Согнувшись в калачик, трясясь от холода и цокая зубами, Ильгиз побежал домой. Рыбаки все же не смогли сдержаться и громко рассмеялись, но теперь оттого, что Ильгиз напоминал им сутулого пса.

      – Ты посмотри, Гильтир, он весь промок! – Мийра сразу же накинулась стягивать мокрую одежду с вошедшего в хижину сына.

      – Не надо, я сам, мама! – Ильгиз повысил голос.

      – Ну, ты чего это… на мать орать-то? – спокойно заговорил отец, сидя в углу на табурете. – Она все же мать, когда-нибудь она привыкнет, что ты вырос, ну а пока радуйся, что она о тебе заботится. Оставь его, Мийра, пусть переоденется, а я ему пока трав заварю. А то еще застынет.

      Гильтир вышел на улицу в полумрак вечерней тишины, которая дарила тоску по уходящему дню. Прохлада от прошедшего дня дарила бодрящую свежесть.

      – Эх, – разочарованно вздохнул Гильтир, вернувшись в хижину, и окинул взглядом комнату. – Топка на улице полна воды. Вот она… – Гильтир подошел к столу, на котором стояла маленькая компактная времянка. – Так, а где посудина?

      – Я почем знаю? – отозвалась Мийра, вытирая голову сына. – Ты же травы завариваешь, не я.

      – А щепа-то есть?

      – Вот прям ничего не знаешь, – забубнила Мийра, оставив Ильгиза в покое. – Вот тебе щепа. – Мийра достала из-под табурета у входа небольшую охапку, что поместилась в руке, сухой щепы. – А вон посудина, ну вон, прямо на столе под носом. Совсем ничего не видишь. Лампу хоть возьми, что ли.

      – Да вижу я, вижу, – спокойно ответил Гильтир, на самом деле не заметив посудину. Он набил времянку щепой, засунул промасленный лоскут и чиркнул кремнем. Над столом заструился белый дым, который сопровождался приятным теплым треском. Наружу из печурки, учуяв свежий насыщенный воздух, вырвался язык пламени. Гильтир прикрыл железную дверцу.

      – На вот, воды зачерпни, – протянул он жене пустую посудину.

      Ильгиз, надев сухую одежду, примостился за стол, в посудине бурлила кипящая вода, а запах дыма наполнял всю хижину еловым ароматом. Треск щепы пронизывал тишину, сообщая о том, что скоро она превратится в пепел. Под потолком висела неподвижно лампа, освещая хижину своим огненным сердцем, а в углу еще одна, чуть поменьше. Аромат трав, брошенных в посудину, перебил запах дыма. Посудина переместилась на стол, Мийра приготовила три деревянных кружки и достала из деревянного стола, похожего на тумбочку, липкие соты. С улицы по-прежнему тянуло прохладой, а семья Ильгиза в полном составе попивала отвар из трав в уюте родных стен. Будничная перепалка сошла на нет и забылась, и Ильгиз вел совершенно другие разговоры с отцом. Отец рассказывал свои истории о том, как учился травничеству, как познакомился с мамой, и о том, как они пришли в эти развалины, а когда тема беседы вновь отчасти коснулась Эль и ее отца Эльри, Ильгиз засобирался в постель.

      Он, отвернувшись к стене, слышал, как