Лисичкин хвост. Владимир Положенцев

поморщился, видно, он надеялся стать «головой» монастыря на время болезни настоятеля. И казначей не удержался:

      – Да куда ему, Никодиму, справиться со столь сложной задачей! Как пушки расставлять он знает, а как подвигнуть народ на духовный подвиг, да накормить его хлебом, ему не по силам. К тому же, на этот раз Волков привел огромное войско, не устоять нам, ежели обитель возглавит Никодим.

      – Врешь! – в гневе крикнул летописец. – Это ты от зависти, Гаронтий, на меня напраслину наводишь. Знаю, куда метишь, но не бывать тому, потому как ты никчемный человечишко.

      – А ты…

      – Ну, полноте вам, – опять вполне твердым голосом прервал недостойную для монастыря свару настоятель. – Что вы как кошка с собакой…. Опомнитесь.

      Но Никодим разошелся. В его душе сверкали молнии. И он, еще не осознавая что говорит, выпалил:

      – Я знаю, в отличие от пустослова Гаронтия, как остановить Волкова! Более того, без единого выстрела. Он уйдет с войском и больше никогда сюда не вернется.

      – Это как же, всенощной молитвой? – съехидничал Гаронтий.

      Настоятель приподнялся на локтях:

      – Что ты говоришь, Никодимушка, как же это без единого выстрела?

      – А вот так!

      Летописец сам удивлялся себе. Будто какой-то другой человек изнутри говорил за него:

      – Мне нужно встретиться со стряпчим Волковым. Поговорить с ним с глазу на глаз.

      – И все? – удивился сотник Афанасий Ильин. – Так это мы мигом устроим.

      – Я еще своего слова не сказал. – Архимандрит вновь опустился на лавку, помолчал. – Что же ты стряпчему поведаешь, Никодимушка?

      – Это тайна, – ответил тот и вновь получил усмешку от Гаронтия. Помощник же летописца инок Макарий стоял с распахнутыми глазами, полуоткрытым от удивления ртом и думал: уж не помутился ли рассудком Никодим?

      – Что ж, – сказал, наконец, настоятель. – Тайна так тайна. Разрешаю тебе встретиться с Волковым. Отправь стрельца к раскольникам, Афанасий. – И вдруг крикнул: – Это они раскольники, предавшие истинную веру, поверившие иуде Никону, а не мы!

      Гонец вернулся к вечеру. Передал, что стряпчий Агатий Волков готов встретиться с Никодимом на рассвете у рва, за Белой башней.

      Стряпчий не опоздал. Он пришел один, хотя в саженях пятнадцати, в кустах Никодим заметил стрельцов. Но он ничего на это не сказал.

      Первым начал говорить Волков:

      – Мне наплевать, креститься ли двумя перстами или щепотью, кланяться Богу в пояс или в землю, ходить вокруг церкви в Крестный ход по солнцу или против него.…Все это глупости несуразные, не стоящие внимания, а уж человеческих жизней тем паче.

      Монах Никодим даже несколько растерялся от таких «еретических» суждений царского воеводы, хотя и сам порой думал об этом. И в самом деле, неужели Создателю так важно сколько раз во время богослужения произносится «аллилуйя» – дважды или трижды и какие кушать просфоры: сухие