Прокаженный из приюта Святого Жиля. Эллис Питерс

теплой комнате к Кадфаэлю робко подошел брат Освин:

      – Ты уже приготовил снадобье от кашля, брат? Это моя вина, позволь мне загладить ее как-нибудь. Я встану рано и разолью лекарство по бутылкам. Я причинил тебе столько лишних хлопот и должен как-то помочь.

      Освин и не догадывался, сколько хлопот своей оплошностью он причинил на самом деле и какую непростую задачу неожиданно задал наставнику. Но, во всяком случае, он помог Кадфаэлю вспомнить о его основной обязанности в монастыре – после соблюдения устава, разумеется.

      – Нет-нет, – торопливо сказал Кадфаэль. – Снадобье уже готово. Теперь ему надо остыть и как следует загустеть. Разливать его нужно будет только после заутрени, да и то, пожалуй, не сразу. Завтра твоя очередь быть чтецом на богослужении. Ты должен выполнять свои обязанности наилучшим образом и думать только о чтении.

      «И оставить мои снадобья в покое!» – мысленно добавил он, отправляясь к себе помолиться на сон грядущий.

      Вдруг неожиданная мысль поразила его: до чего же большие руки брата Освина похожи на руки Йоселина Люси. И однако эта пара рук несла разрушение всему, к чему прикасалась, а те, другие, несмотря на их размеры, действовали искусно и ловко – держали ли поводья серой в яблоках лошади или меч и копье, обнимали ли нежный стан девушки, у которой было тяжело на душе. И значит, с той же сноровкой обращались бы, если б пришлось, и с орудием убийства?

      На следующее утро Кадфаэль поднялся рано. До заутрени было еще далеко, и травник отправился в свой сарайчик. Там он разлил по бутылкам остывшее за ночь снадобье, а затем отнес порцию его в лазарет брату Эдмунду. День занялся теплый, но туманный, было безветрие. На большом дворе царила обычная будничная суета, как всегда, она была особенно оживленной между заутреней и завтраком. В этот промежуток времени служили еще раннюю обедню для мирян – слуг и работников, – а потом позднюю обедню и молебен для капитула. Но сегодня, из-за приготовлений к завтрашней свадьбе, его сократили. Таким образом, до начала торжественной мессы в десять часов оставалось много свободного времени. Однако Кадфаэль не стал отдыхать, а использовал это время иначе: вернувшись в свой сад, он дал брату Освину задания на всю вторую половину дня. Задания были продуманы так, что уникальный помощник, вечно из самых благих побуждений сокрушающий все, казалось бы, не мог нанести большого ущерба делу. Хорошая пора осень: всегда есть что копать, дабы успеть подготовить землю до грядущих морозов. Кадфаэль вернулся на большой двор незадолго до десяти. Братья, послушники, гости и горожане уже начали собираться к мессе. Пикары только что покинули странноприимный дом, Ивета, как всегда, безмолвно шла между дядей и теткой. Девушка выглядела совсем одинокой. Но Кадфаэлю подумалось, что вид у нее тем не менее решительный и спокойный, словно слабый животворящий ветер вывел ее из оцепенения и отчаяния, вселив ей в сердце надежду – пусть даже на чудо.

      Пожилая служанка, на лице которой, как и у Агнес, были написаны угрозы и неприязнь,