По мотивам преступления. Юрий Вячеславович Ситников

затем залезла на крышу беседки, а оттуда перелезла на клён, чтобы достать старое воронье гнездо. Далее подралась с Верой, выслушала гневную речь Вериной прабабушки, и под конец заявила старушенции, к слову сказать, народной артистке, что та неправильная балерина.

      Вот так скучно и монотонно проходил наш день в загородном доме родителей.

      …Люська вбежала в мою комнату, заголосив с порога:

      – Глеб! Мне надо тебе что-то сказать.

      – Опять Райка?

      – Нет, речь не о Райке. Ты уже закончил печатать?

      – Почти. Иннокентий опять звонил. Завтра надо смотаться в город. Он накатал ещё две главы. Заодно и скутер возьму.

      – Рада за тебя. – Люська даже не слышала, о чём я ей сказал. – Глеб, у нашей калитки сидит собака.

      – Рад за неё, – съязвил я.

      – Глеб, не просто собака, а самая лучшая собака на свете! – Люська была готова взлететь от восторга.

      – Бобтейл? – удивился я.

      – Ага! Прикинь. Это знак!

      Люська мечтает о собаке – бобтейле. И только о нём. Она давно просит меня и Диану дать добро на покупку щенка, но мы пока держим оборону. Люська тоже не сдаётся, и при каждом удобном, и неудобном случае, напоминает о самой-самой великолепной собаке на планете.

      – Наверное, принадлежит кому-нибудь из наших соседей, – предположи я, сделав два оборота на крутящемся стуле.

      – Нет. Он ничейный.

      – Бобтейл и бездомный? Такого не бывает.

      – Говорю тебе, ничейный. Или… или его хозяин умер, а родственники выбросили беднягу на улицу. Такое часто случается.

      – Люсь, я понимаю, как бы тебе хотелось, чтобы к нашей калитке притопал бездомный бобтейл, но такого, увы, никогда не случится.

      – Тогда почему у него лапы в грязи? Ну ответь! И взгляд печальный. Очень печальный!

      Внизу послышался лай. Я вздрогнул и вскочил со стула.

      – Тише, Глеб, я сейчас всё объясню.

      – Что это было?!

      – Это бобтейльчик. Ты только не ори громко, но я привела его к нам. Хотела накормить и напоить.

      Я рванул к двери.

      – Глеб, сделай приветливое выражение лица. Ты напугаешь пёсика! Слышишь меня?! И не смей в его присутствии повышать голоса, у бобтейлов очень тонкая душевная организация. Намного тоньше, чем у Генкиного сверчка.

      Из комнаты высунулся Димон.

      – Что за шум?

      – К нам за помощью прибежал бобтейл, а Глеб хочет его убить.

      – Понял, – кивнул Димон. – Через пару минут я к вам присоединюсь.

      В гостиной я увидел это лохматое серо-белое чудо. И он увидел меня. Сверкнув дружелюбными глазами и завиляв хвостом, пёс бросился ко мне, словно мы были закадычными друзьями.

      – Смотри, Глеб, он тебя узнал. В прошлой жизни вы наверняка встречались.

      – Подожди, подожди, – закричал я, пытаясь остудить пыл пса, который норовил поставить передние лапы мне на плечи. – Ну и здоровый же ты.

      – И грязный, – верещала Люська. – Лапы перепачканы. Сразу понятно, скитался он под