Красная перчатка. Холли Блэк

убогий стол и пять стульев, на тумбочке пристроился пустой кофейник. На стене – огромное зеркало, видимо, за ним прячется еще одно помещение.

      – Да вы издеваетесь? – киваю я на зеркало. – Я вообще-то телевизор смотрю.

      – Погоди.

      Агент Хант выходит, и через мгновение в той, другой комнате за стеклом зажигается свет. Там никого, кроме него нет. Хант возвращается.

      – Видишь? Только мы трое.

      Интересно, он не забыл упомянуть тех, кто прослушивает нас через какой-нибудь микрофон? Ладно, спрашивать не буду – лучше не испытывать судьбу. Нужно узнать, что происходит.

      – Хорошо. Вы помогли мне уроки прогулять. Премного благодарен. Чем могу отплатить за услугу?

      – А ты тот еще фрукт, – качает головой агент Джонс.

      Я пытаюсь казаться скучающим, а сам внимательно его изучаю. Низенький и приземистый, как бочонок, редкие русые волосы пшеничного оттенка, над тонкой верхней губой – шрам. Пахнет от него лосьоном после бритья и несвежим кофе.

      Ко мне наклоняется Хант:

      – Знаешь, невиновные, попав к федералам, обычно очень расстраиваются. Требуют адвоката, кричат о нарушении прав. А вот преступники спокойны, прямо как ты.

      Хант более худощавый, чем его коллега, он выше и старше – в коротко стриженых волосах пробивается седина. В его голосе странные модуляции, будто он обращается с кафедры к пастве. Наверняка, кто-то из родственников – священник.

      – Это потому, что подсознательно преступники хотят, чтобы их поймали, так психологи говорят, – вторит Джонс. – Как думаешь, Кассель? Ты хочешь, чтобы тебя поймали?

      Я пожимаю плечами:

      – Тут кто-то чересчур увлекается Достоевским.

      Уголки губ у Ханта слегка приподнимаются в усмешке.

      – Так вот чему вас учат в этой распрекрасной частной школе?

      – Да, именно этому нас там и учат.

      В его голосе слышится такое явное презрение, что я делаю себе мысленную пометку: «Он думает, мне в жизни все дается легко, а это значит, ему самому ничего легко не давалось».

      – Слушай, пацан, – прокашливается Джонс, – двойная жизнь – не шутка. Мы все знаем про твою семью. Мы знаем, что ты мастер.

      Я замираю, буквально примерзнув к стулу. Как будто кровь застыла в жилах.

      – Я не мастер.

      Убедительно получилось или нет? Сердце учащенно бьется, в висках пульсирует кровь.

      Хант берет со стола папку и достает какие-то бумажки. Что-то знакомое. Точно! Такие же бумажки я стащил из клиники сна. Только на этих значится мое имя. Это же результаты теста.

      – После того, как ты сбежал из клиники, доктор Черчилль послал это одному из наших сотрудников, – рассказывает Джонс. – Результат положительный. Парень, у тебя гиперинтенсивные гамма-волны. Только не говори, что не знал.

      – Но ему же не хватило времени, – мямлю я оторопело.

      Вспоминаю, как понял, что собирается сделать доктор, как сорвал с себя электроды и выбежал из кабинета.

      Агент Хант все прекрасно видит:

      – По всей видимости,