Миры за углом. Сергей Гришин

так неудобно повесить кормушку?

      – Так ветка же прямо к окну. Раму дырявить не хочется. К тому же она вся уже рассохлась. Начнёшь гвоздь вбивать – все стёкла повываливаются.

      – Ещё один повод свалить отсюда. Смысл жить в разваливающейся хрущёбе под вечно текущей крышей?

      Колян с усилием закрыл окно, посмотрел на пустые чашки.

      – Зато со всеми удобствами. Некоторые и в худших условиях существуют. Мне нравится. Ещё чаю налить?

      – Нет уж, – Марк скривил губы. – Чай не пиво, много не выпьешь.

      – А я, пожалуй, налью.

      Колян прошёл на кухню. Пока он там гремел, Марк осматривал груду всякого старья в углу.

      – Зачем это всё хранить? – спросил он хозяина, когда тот вернулся на балкон, принеся с собой аромат мелиссы. – Думаешь, одинокая лыжная палка может когда-нибудь пригодиться?

      – Мама так привыкла, – Колян в очередной раз пожал плечами. – Если я начну всё выбрасывать, она будет беспокоиться.

      – А она не беспокоится, что её сын сидит без работы, перебиваясь игрой в переходах и, если очень повезёт, на свадьбах?

      – Нормально. Нам хватает. Хватит об этом. Давай я тебе лучше сыграю, – хозяин отставил чашку и потянулся к футляру.

      – Давай ту, которую ты играл при нашей первой встрече.

      Глава 3, в которой Марк покидает камеру

      Марк с трудом разлепил глаза. Не вполне осознавая, где находится, сел на узкой жёсткой скамье. Осторожно огляделся.

      Камера. Но странная. По крайней мере, по представлениям Марка. На зарешеченном окошке, сквозь которое пробивался утренний свет, цветастая занавесочка в ромашку. Угол с отхожим местом также огорожен занавеской, но уже строгих коричнево-белых тонов. На двери плакат с танцующими пингвинами. Нарисованный, не отпечатанный. Бумага толстая и шершавая, с желтизной. В остальном – обычная камера с облупившимися зеленоватыми стенами, жёсткой скамьёй и недостатком освещения. Судя по расположению окошка, находится в подвале.

      – Что за бред? – Марк встал и потянулся. Кости хрустнули, в глазах на мгновение потемнело. – Эй, охрана! Я требую адвоката!

      Никакой реакции. Удары кулаками в дверь тоже не возымели эффекта. Впрочем, узник не слишком старался. Ещё руки отобьёшь ненароком.

      Марк провёл пальцем по поверхности плаката с пингвинами. Хмыкнул и сорвал. Но не бросил, а сложил в несколько слоёв и убрал во внутренний карман.

      – Мы весёлые пингвины, мы похожи на маслины, – пропел он и замер, положив левую руку на дверь.

      А потом просвистел всего одну ноту. Дверь попросту исчезла.

      Марк вышел в тёмный коридор. Не слишком длинный, метров двадцать в длину. Огляделся. С одной стороны тупик. С другой – зарешеченная дверь. Из-за неё доносятся странные звуки. Похоже, удары и ещё нечленораздельное бормотание.

      Марк подошёл к двери, судя по всему, приближающей к свободе. Вгляделся.

      – Надо свистульку сделать, что ли, – пробормотал Марк. – Похоже, все двери на одну ноту.

      Помусолив и сплюнув вязкую слюну, он вновь тихо свистнул.