Гнилые яблоки и червь из космоса. Мария Денисовна Хруль

я отправила Петьку на диван и стянула с него штаны, в обмен помахав пультом от экрана с мультиками на стене. Шлепнув детскую одежку в корзину в ванной, я затормозила свой взгляд на зеркале: почему-то я покраснела. Вряд ли это аллергия или раздражение. Но и не смертельная болезнь. Тогда что же? «Масло», – конкретно и ясно подумалось мне. Мама просто жарила на ужин котлеты. Просто котлеты. Просто мясо.

      Я плюхнулась к Петьке на диван. Сытный аромат сводил с ума. Небо розовое. Комната коричневая. Меховой плед уткнулся в мой нос и душно пах. Мультики жужжали в ушах. Мозг ничего не понимал.

      Какое-то время я пролежала на этом самом пледе, ловля взглядом то Петьку, то картинки в телевизоре, то солнечные дольки в окне. Закат. Пора закату.

      Шаги. Тапочки. Мама.

      – Кушать!

      – Иду. Петя, топай.

      Я щелкнула красной кнопкой пульта. Бетонные ноги встали на пол. Пылинки продолжали свой легкомысленный вальс.

      Я отломила осколок котлеты вилкой и увидела ее внутреннее строение, напоминавшее рисунок почвы в атласе по географии. Интересно. Но скучно. Петька, разумеется, больше разбросал, чем съел. Я тоже поскорее бросила тарелку в раковину и улетела в комнату. Села за стол, раскрыла альбом. Мама осталась с посудой. «Помочь», – я ущипнула себя за палец и отправилась к раковине.

      – Не надо, я сама.

      – Мам, я вытру посуду.

      – Говорю же, я сама.

      Я сдалась. Раскрыла альбом. Кажется, теперь и он смеется надо мной. Яблоко нарисовалось само собой. Потом окрасилось в зеленый. Потемнело. Заплесневело. Расплавилось. Исчезло. Я открыла глаза. Лист по-прежнему чистый. Ничего не было. Или мне не померещилось? Пора спать.

      Сумерки все же пришли. За ними и тьма подоспела. Трели соловьиного звонка в каменную входную дверь. Щелк-щелк. Зашел папа. Линда карасиком сползла с дивана. Линда поползла. Петька помчался следом. Наш папа, то есть папа Линды и Петьки, был высоким офисным мужичком с небольшими бурыми усами и добродушными глазами. Папу все любят. Петька визжал и пытался на папиной ноге зависнуть. А я была взрослой и стояла рядом.

      – Как делишки? – спросил папа, ставя на пол портфель и снимая лаковые туфли, похожие на две блестящие черные лакрицы. Как две палочки. Лакричные. У папы нога дли-иинная.

      – Как всегда, – коротко бросила я, но попыталась заставить свое лицо улыбнуться. Губы заскользили. Рот размялся.

      – Чем это так вкусно пахнет?

      – Котлетами. Да просто мясо.

      Они трепетали одни. Как мотыльки. Но меньше. Тени тоже были. Завтра рано вставать. Ночные кусочки окружили меня. Живот урчал как комок пончика. Мясо было съедено, и больше оно никому не нужно. Даже червям, который с удовольствием съели бы все салатовые с коричневыми метеоритными дырами гнилые фрукты. А мясо с запахом замка или дикой охоты на карете – что может быть лучше для безногого лысого червя? В тот момент почему-то и мне захотелось лечь на пол, уничтожить свои руки-ноги и просто ползти. Медленно. Метр за минуту.