Окаменелые сердца, или Медуза Горгона. Александр Арсеньевич Осташевский

вина в пакете и повернул обратно.

      Глава вторая

      Дверь ему открыл Эдд. Увидел в руках его пакет с вином и укоризненно за —

      метил:

      – Сколько же можно пить! Опять, значит?

      – Последнюю, Эдд, последнюю, я думаю, ты не против…

      – Только точно последнюю, я с вас слово беру.

      – Сказал – значит, сказал. Ты не будешь?

      Эдд брезгливо поморщился и сказал подошедшей Ане:

      – И как это можно так пить: мне вот эта дрянь совсем не нужна! Не понимаю таких людей, – он обернулся к Ане, ожидая ее поддержки.

      Та промолчала. А Павел Александрович прошел в кухню, сел за стол и налил себе полчашки вина. Залпом выпил и налил еще, опять выпил. Сразу полегчало, все вокруг казалось светлее, ласковее, добрее к нему, даже Эдд.

      – А вы с Аней, значит, опять сходитесь? – спросил он его.

      – Да, если получится, – ответил Эдд, медленно вынимая из холодильника какие-то завернутые в целлофан кульки с продуктами.

      – Это хорошо, ребенку нужен отец. Ты ведь любишь Диму, я знаю.

      – Очень люблю, – признался Эдд, – я для него на все готов.

      – Видел, как ты его ласкал, обнимал, – это настоящая любовь.

      Сознание Павла Александровича прояснялось: он увидел, как просветлело лицо Эдда, как разошлись его сурово сдвинутые, «принципиальные» брови, что-то чистое, детское обозначилось во всем выражении лица этого полукровки, рожденного от татарина и русской женщины. И Павлу Александровичу захотелось почитать ему свои стихи – Эдд не возражал. Прочитал пару, тех, которые написал давным-давно, еще работая воспитателем в общежитии ПТУ – Эдду очень понравилось, сказал, что складно, искренне написано. Старик расчувствовался и подарил ему свою первую книжку, выпущенную в Казани: сборник рассказов о школе и жизни. Эдд поблагодарил, а Павел Александрович, в уже хорошем настроении, вышел покурить на лестничную площадку.

      Здесь было, как всегда, сумрачно, одиноко. После нескольких чашек простого и доброго вина историческое время, связанное с его трагедией, будто отошло в сторону, и простое ощущение своей действительности было радостно, добрый разговор с Эддом и сознание, что у Павла еще много стоит вина в пакете, ободряли его. Это, «неисторическое», время летело с космической скоростью, но Павел Александрович не ощущал того: он с удовольствием покурил и вернулся на кухню.

      Странно, но в пакете осталось чуть-чуть, едва хватало на две кружки. Но Павел Александрович не рассердился, не разозлился, а принял это спокойно, как должное: Эдд и Аня заботились о том, чтобы он не напился опять. Но радость после разговора с Эддом быстро улетучилась, и, вместо нее, появилось ощущение какой-то совершенной подлости, как будто кто-то плюнул ему в душу, предварительно обласкав ее.

      Допив вино и основательно покурив, Павел Александрович лег на старенький, скрипучий диван-кровать, на котором когда-то они спали с женой, и задумался. Он физически ощущал ее присутствие: вот он лежит здесь, а она рядом или на кухне, готовит