Пирамиды роста. Мария Арбатова

Валя подумала, что зря поделилась с ним своим маленьким успехом, наверное, в Швеции совсем другое телевидение, деловое и скучное. Потому Свен и не понимает, что в России телевидение сейчас главный язык, на котором проговаривается новая жизнь.

      А для Вики съёмка была как витамины, после неё она так осмелела, что съездила в ресторан своей матери показать липовый аттестат, который организовала Валя. Мать сперва не знала, как себя вести, – то плакала, то кричала. Чтоб успокоить её, Вика попросила поесть, и всё сразу наладилось. Мать захлопотала с тарелками, стала жаловаться на проблемы ресторана.

      Про то, как клиенты и сотрудники воруют еду и посуду, как трудно научить девку из аула класть в винегрет горошек, как дорого стоит хороший кондитер, как приезжие работники прячутся на ночёвку в подвале. Потому что на метро у них денег нет, а подвал ресторана по сравнению с их жильём дворец. Вика ела, слушала, кивала, обещала забегать.

      А вернувшись, объявила Вале:

      – Это ваше телевидение – полный отстой, только я знаю, как делать новое телевидение!

      – Хвастать не косить – спина не болит, – осадила мать.

      – Бабуль, об меня теперь кроссовки не вытрешь – со мной сам Познер поздоровался!

      А Валя улыбнулась:

      – Новое телевидение делать тебе и таким, как ты. Наш потолок «Голубые огоньки», а тебе жить в новое время.

      И подумала, что профессорша похвалила бы её за такую формулировку.

      Позвонил Виктор, нежно попросил:

      – Приезжай, ласточка моя, кофейку попить.

      – Не приеду, – обиженно буркнула Валя.

      – Приедешь! – возразил он. – Не звонил, был в больнице. Думал, обследуюсь, а там нашли в сердце маленькую бяку, но сейчас уже нормально.

      – Почему не сказал? – аж закричала Валя. – Я же целительница!

      – Потому что люблю тебя бескорыстно.

      Через час, разметав больных, уже сидела возле него в баре двадцатидвухэтажной гостиницы «Интурист». Валя никогда в жизни не забиралась так высоко, и было сладко и тревожно смотреть отсюда в окно на суету улицы Горького, зачем-то переименованной в Тверскую.

      Светлели крыши столпившихся интуристовских автобусов, пестрели зонтики над столиками кафе, выставленными прямо на тротуаре, двигалась разноцветная толпа. Кроме иностранцев, в баре сидели явные бандиты и проститутки, хотела спросить о них Виктора, но не решилась.

      Он выглядел осунувшимся, у Вали сжалось сердце. Но «посмотреть» его как пациента не могла – у своих почти никогда ничего «не видела».

      – Хороша была в передаче про роды, – сказал он. – Горбушкина кассету прислала.

      – Я ей обещала вчетвером поужинать, – вспомнила Валя. – Ну, то есть обещала, что тебе скажу…

      – Запомни, для всей планеты ты меня два раза в жизни видела. Горбушкина живёт с бандитом, двигает его делишки. Дай ей палец, откусит руку по локоть!

      – Так и скажи «нет».

      – Никто, ласточка моя, не должен знать, насколько ты мне дорога. Не хочу, чтоб завтра,