Пирамиды роста. Мария Арбатова

и тянешься к солнышку. У тебя ещё много сил и направлений. А я уже старый пень, – в глазах у него загорелись искорки. – Ясно, что замуж хочешь, чтоб с утра и до вечера твой. Я не против, только не за шведа!

      – За убогого, чтоб ночами о тебе вздыхать? – в тон ему продолжила Валя.

      – Чтоб глупый, бедный, нудный и по возможности импотент, – рассмеялся Горяев.

      И снова после встречи отросли крылья. И снова подумала, ничего не надо менять, пусть так длится и тянется, начну двигать счастье – упадёт, разобьётся в кусочки. Бабушка говорила – подальше положишь, поближе возьмёшь.

      И когда приторная Горбушкина позвонила с вопросом: «Ну, красавица, говорила со своим?», Валя ответила: «Звонила, но секретарша не соединяет».

      – А говорили, ты с ним плооооотненько, – разочарованно протянула Горбушкина. – Отполз уже? Ну и не жалей. Он только с виду солидный, а по делу тот ещё упырь. Да и староват для тебя!

      Протежирование Вале было в диковинку, и она чувствовала себя виноватой.

      Потом снова позвонил Горяев:

      – Поедешь со мной на три дня в захолустье?

      – Как это?

      – Положишь в сумку вечернее платье, зубную щётку, и Слава тебя заберёт.

      – Как куклу на ниточке дёргаешь… Мне это тяжело.

      – Думаешь, мне легко? Не поедешь, будет совсем худо. Слава заезжает?

      Мать на эту новость презрительно объявила:

      – Баба без характера, что хлеб без соли…

      А Вика подмигнула:

      – Поурагань там в пампасах на всю катушку!

      И стала укладывать в чемодан самые модные Валины летние вещи.

      Заехавший Слава всю дорогу молчал, подвёл к поезду, усадил в дорогое купе на двоих. Не хуже, чем в финском поезде «Лев Толстой».

      – А где Виктор Миронович? – напряглась Валя.

      – В соседнем.

      – А с кем я буду ехать?

      И представила в соседях бритого русского бандюгана или кавказского мафиози с золотыми зубами. Кто ещё мог бы позволить себе такие дорогие билеты?

      – Поезд поедет, он позвонит на сотовый, к нему перейдёте.

      – А сюда кто придёт?

      – Никого. Утром сюда вернётесь.

      – Два ж лишних места пустыми поедут! Деньги-то какие! – охнула Валя в материной манере.

      – Про деньги не в курсе. – Слава уже привык к Вале, но обсуждать шефа себе не позволял. – Моя работа охранять и педалить.

      – Педалить? – не поняла Валя.

      – Тормоз и газ. У Виктора Мироныча педалей побольше.

      На столике стояла вазочка с трогательным букетиком живых цветов, на окнах хрустели накрахмаленные занавески, в туалете была идеальная чистота, жидкое мыло и бумажные полотенца, а на лице проводницы неугасающая улыбка. Валя не видела такого даже по дороге в Хельсинки.

      Прежде считала, что российский поезд принципиально унизительное место, а проводницам выдают специальное выражение лица, словно ты глупостью отрываешь их от серьёзных дел.

      – Скажите, пожалуйста, – спросила проводница, – ваш начальник пьёт на ночь чай или кофе?

      – Какой