По следам испанского скакуна. Джеймс Уиллард Шульц

домой, – сказал он. – Я буду молиться, чтобы здесь ты получил видение и приобрел священного покровителя.

      – Я сделаю все, что могу; остальное – дело богов, – ответил я, лег на полку и с волнением наблюдал, как он исчезает из моего поля зрения. Волновался я весь это день. До меня внезапно дошло, что я нахожусь в очень опасном положении, и я едва не вскочил, чтобы позвать Питамакана и отправиться с ним обратно в лагерь, но сделать этого не смог; позор был бы сильнее, чем я мог перенести.

      – Теперь, раз уж решение принято, его следует выполнять, – сказал я себе, повернулся и стал скидывать камни и палки, скопившиеся под деревом, потом устроил себе удобное ложе, положил свернутое одеяло на череп бизона в качестве подушки и лег, повернувшись к роднику, до которого от меня было пятьдесят ярдов вниз по склону. Он находился в каменистой низинке и был диаметром в десять или двенадцать футов и очень глубоким. Из него сочился маленький ручеек, который скоро пропадал на измученной жаждой равнине. Следы животных сходились к нему со всех направлений. Глядя на него и постоянно ожидая появления идущих на водопой животных, я скоро уснул.

      Когда я пробудился, настала ночь, и полная луна ярко светила восточной части небосклона. Я очень хотел есть и меня мучила жажда. Я посмотрел вниз на родник и увидел небольшую группу лосих, столпившихся вокруг него, к некоторым прижимались новорожденные телята.

      – Хай-и! Ским понокахс! Кимокет! Нокспумокет! (О женщины-лоси, пожалейте меня! Помогите мне!) – шепотом попросил я их.

      Наблюдая за ними, я снова уснул и не просыпался, пока в восточной части неба не появился первый свет.

      Теперь к роднику подходила группа из двадцати пяти или тридцати бизонов, все были коровами, к бокам многих из них прижимались забавные рыжие телята; их вела большая корова с двумя телятами. Как всегда в это время года, их сопровождала стая маленьких черных дроздов – или, как называли их черноногие, кси-ни-у, бизоньи птицы. Картина была обычная – они сидели на спинах бизонов по четыре-пять на каждом, оберегая их от комаров и москитов, которые тучами слетались к животным, то и дело взлетая в воздух и садясь назад. Любимыми местами комаров были голые веки бизонов, и птицы часто цеплялись за грубую шерсть над глазами и защищали их от укусов. Черноногие говорили, что бизоны им за это очень благодарны и в ответ разрешают им вить гнезда и высиживать птенцов в густых длинных волосах на своих массивных головах.

      Когда стадо собралось вокруг небольшого родника, произошла большая давка, и более спокойные животные уступили более агрессивным, они встали позади и напились после них. Когда все они утолили жажду, то улеглись в круг вокруг родника, причем телята оказались в середине этого круга.

      Из дальних окрестностей холма ко мне донесся вой одинокого волка, протяжный, печальный, медленно повышающийся и понижающийся, который, казалось, заключал в себе все горести мира. Хотя этот вой был грустным, я любил его слушать. Я соглашался с черноногими,