Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим. Чарльз Диккенс

двузначным числам, приободрилась и, по мере того как убывало время, стала даже шутить.

      В первый же день я имел несчастье привести ее в неописуемый ужас, хотя она и не была подвержена подобным слабостям. Я вошел в комнату, где она сидела с моей матерью; малютка (ему было всего несколько недель) лежал у матери на коленях, и я очень бережно взял его на руки. Вдруг мисс Мэрдстон взвизгнула так, что я чуть было не уронил его.

      – Джейн, дорогая! – воскликнула моя мать.

      – Боже мой, Клара, разве вы не видите? – вскричала мисс Мэрдстон.

      – Что такое, дорогая Джейн? Где? – спросила мать.

      – Он его схватил! – закричала мисс Мэрдстон. – Мальчик схватил малютку!

      Она оцепенела от ужаса, но все же набралась сил, чтобы метнуться ко мне и выхватить у меня из рук младенца. После этого ей стало дурно, и пришлось дать ей вишневой настойки. Когда она оправилась, я получил от нее приказ никогда и ни под каким видом не прикасаться к моему братцу, а бедная моя мать, которая – я это видел – желала как раз обратного, покорно подтвердила ее приказ, сказав:

      – Конечно, вы правы, дорогая Джейн.

      В другой раз, когда мы трое были вместе, этот дорогой малютка – он и в самом деле был дорог мне ради нашей матери – снова послужил невинной причиной страстного негодования мисс Мэрдстон. Он лежал на коленях моей матери, и она, всматриваясь в его глазки, сказала:

      – Дэви! Подойди-ка сюда! – и пристально взглянула на меня.

      Я заметил, что мисс Мэрдстон опустила свои бусы.

      – Ну право же, глаза у них совсем одинаковые, – нежно сказала мать. – Должно быть, у меня такие же глаза. Мне кажется, они такого же цвета, как мои. Нет, они удивительно похожи.

      – О чем это вы толкуете, Клара? – спросила мисс Мэрдстон.

      – Дорогая Джейн, я нахожу, что у малютки такие же глаза, как у Дэви, – пролепетала моя мать, слегка смущенная резким тоном, каким был задан вопрос.

      – Клара! – сказала мисс Мэрдстон, гневно вставая с места. – Иногда вы бываете просто-напросто дурой.

      – Дорогая моя Джейн! – укоризненно сказала мать.

      – Просто-напросто дурой! – повторила мисс Мэрдстон. – Кто еще мог бы сравнить ребенка моего брата с вашим сыном? Они совсем не похожи! Они ничуть не похожи! Между ними нет ни малейшего сходства. Надеюсь, что такими они и останутся. Не желаю я сидеть здесь и выслушивать подобные сравнения.

      С этими словами она величественно вышла из комнаты и хлопнула дверью.

      Короче говоря, я не пользовался расположением мисс Мэрдстон. Короче говоря, я не пользовался здесь ничьим расположением, даже своим собственным, ибо те, кто любил меня, не могли это показывать, а те, кто не любил, показывали это слишком открыто, и я мучительно сознавал, что всегда кажусь скованным, неуклюжим и глуповатым.

      Я чувствовал, что им со мной так же не по себе, как и мне с ними. Если я входил в комнату, где они сидели беседуя, и моя мать казалась веселой, ее лицо омрачалось тревогой при моем появлении. Если мистер Мэрдстон бывал в наилучшем расположении духа, я портил ему настроение.