Варенье из падалицы. Алексей Алёхин

серебристых килек веером, а поверх хвостов, чтоб их прикрыть, бело-желтый кружок из вареного яйца. Все вместе походило на исходящее лучами солнце, и потому именовалось: бутерброд «Восход».

      У него было удивительное свойство: любая женщина, с которой он шел по улице, или разговаривал, или просто оказался рядом в троллейбусе, – казалась его подругой и любовницей.

      Когда он вдруг умер, множество женщин подумали: «Это из-за меня».

      Больничное помещение было поделено стеклянными перегородками на одинаковые отсеки, так что, войдя в один из них, он принял стекло за зеркало и вздрогнул, не обнаружив там своего отражения.

      – Ну а работаешь-то где?

      – В почтовом ящике.

      – А-а, газеты разносишь…

      Был до того влюблен, что сердце замирало от любого слова с женским окончанием: «пришла», «видела», «устала»…

      Простое счастье дачной электрички, переполненной цветами.

      Поганки в белых кружевных панталончиках.

      За остановку поезда стоп-краном потребовали штраф 25 рублей. Протягивает сотенную. Нет сдачи.

      – Ну ладно, я еще три раза остановлю.

      По ночам ходил под окна родильного дома слушать крики рожениц.

      – Нужна она мне, как твоей бабушке водолазный костюм!

      Да он сам себе велосипед.

      Сладкий ресторанный тенор улыбнулся в зал и запел что-то вроде:

      Бумажные цветы

      недорогих романсов,

      любимая моя,

      прими из белых рук…

      Овладев женщиной, ощущал себя, точно овладел миром.

      Город Краснобайск.

      – А правда, что английская королева курит «Приму»? Только из какого-то особого цеха, не то что мы?..

      С таким злым выражением глаз, каким отличаются разве что школьные учительницы младших классов.

      Под часами прохаживался мужчина лет пятидесяти с безобразным багровым шрамом на лице и с удивительной красоты осенним букетом в руке.

      Лица японок – белые и неподвижные, как молоко в плоских фарфоровых чашках.

      Это была редкостно красивая женщина. Той крайней, бросающейся в глаза мерой красоты, когда та уже граничит с пороком. И в разные минуты, в зависимости от настроения и выражения глаз, она казалась то по ту, то по эту сторону черты.

      «У бабушки моей была горничная. Очень бабушку уважала. Когда родилась мама, у бабушки было так много молока, что оставалось. И горничная с ним чай пила: не могу, говорит, чтоб барское молоко пропадало».

      1971

      У старого актера в его квартире на Чистых прудах часто собиралась молодежь: актеры, художники, просто барышни.

      Однажды посреди такой ассамблеи он встал, обвел всех взглядом:

      – Надоели вы мне все, ну вас на хер!

      Вышел в соседнюю комнату – и умер.

      Швейцар презрительно отвернулся, показав камергерскую спину.

      Кошмарная джульеттина любовь.

      Музейный экскурсовод обладал удивительным даром говорить готовыми формулами. О писателе-земляке,