SnakeQueen. Михаил Щербенко

вышла на короткое время к окну в длинном коридоре, чтобы подышать свежим воздухом. Внизу, на пустой парковке под фонарём стоял её одинокий мотоцикл, но ей было всё равно. Память – это лишь реконструкция, но она была уверена, что помнит его очертания в клубящемся водном мареве так крепко, будто никогда уже не сможет забыть.

      Лампа на столике едва тлела, размазывая тёплое пятно света по комнате, и она лежала на кровати, глядя в потолок. Коты-астронавты всё так же лились рядами по обоям, будто живые, движущиеся картинки в каком-то комиксе, а наверху тускло горели золотые звёзды. Дом был пуст. Тайлер ещё не вернулся с ночной смены и должен был приехать лишь к утру. В такую погоду ей не было никакого смысла работать, поэтому она бездельничала, охваченная мрачной тоской.

      – Сегодня рисовала по памяти, – сказала мама, которая появилась на том стуле, что стоял перед кроватью. – Ностальгическое настроение?

      На столике у лампы лежал её широкоформатный альбом, развёрнутый на незаконченном рисунке, что делала раньше, когда свет был ещё включен в полную силу. В чёрно-белой манере, как обычно, она изобразила горы Арголиды, памятные места детства. Рядом лежали две толстых книги с русскими буквами на корешках.

      – Вид с крыши нашего дома. Не уверена, что точно воспроизвела пейзаж.

      – Всё точно. Опять читаешь русские книжки?

      – Да, что-то вспомнилось, что давно не держала в руках бумажных книг. Заказала на «Амазоне» пару томов. Это я ещё не читала.

      – Отец крепко приучил тебя к русской литературе, – на лице Хелен появилась улыбка. – Помню, как он требовал, чтобы ты давала ему отчёт по одной книжке каждые две недели. Тебе было едва двенадцать, а он уже хотел, чтобы ты штудировала Толстого. Иногда жалею, что не выучила русского. Думала, что в жизни и в работе не пригодится.

      – Я помню.

      – Для него сохранение родного наследия было очень важно.

      – Да… Всё забывается. Уже года три к книгам на русском не прикасалась.

      – Ты всё ещё злишься на отца… Почему ты так?

      Эти слова по своей неожиданности были похожи на холодное прикосновение стали.

      – С чего ты взяла? Я вовсе не злюсь, – ответила она.

      – От меня не скроешь. Я вижу все твои глубинные чувства, Алекс. Да, ты хочешь гнать эти мысли, и иногда тебе кажется, что успешно, но всё же ты считаешь его виновным. За то, что он погиб и оставил нас одних, за то, что поставил на кон в своём бизнесе слишком многое, лишив нас денег, за то, что был с тобой слишком холоден и вечно пропадал на работе. Винишь его даже за то, что он оставил свою первую семью, хотя это вовсе не твоё дело. Тебе кажется, что его вина есть и в том, что со мной случилось. Будто, если бы он остался жив, если бы мы не переехали, то всё бы изменилось. Но это не правда.

      – Даже не знаю, что сказать.

      – Можешь не говорить. Я знаю, что ты чувствуешь. Ты знала его хуже, чем я, и была слишком мала, когда мы переживали лучшие свои годы. Хотя годы с тобой тоже не были в наших отношениях плохими, просто мы меньше