Новая любовь, новая жизнь. Иоганн Вольфганг фон Гёте

рачный небосклон, —

      И снова дня ликующая сила,

      Мир обновив, мне сердце обновила.

      Я в гору шел, а вкруг нее змеился

      И медленно всходил туман густой.

      Он плыл, он колыхался и клубился,

      Он трепетал, крылатый, надо мной,

      И кругозор сияющий затмился

      Угрюмой и тяжелой пеленой.

      Стесненный пара волнами седыми,

      Я в сумрак погружался вместе с ними.

      Но вдруг туман блеснул дрожащим светом,

      Скользя и тая вкруг лесистых круч.

      Пары редели в воздухе согретом.

      Как жадно солнца ждал я из-за туч!

      Каким встречать готовился приветом

      Вдвойне прекрасный после мрака луч!

      С туманом долго бой вело светило,

      Вдруг ярким блеском взор мой ослепило.

      А грудь стеснило бурное волненье,

      «Открой глаза», – шепнуло что-то мне.

      Я поднял взор, но только на мгновенье:

      Все полыхало, мир тонул в огне.

      Но там, на тучах, – явь или виденье? —

      Богиня мне предстала в вышине,

      Она парила в светлом ореоле.

      Такой красы я не видал дотоле.

      «Ты узнаешь? – и ласково звучали

      Ее слова. – Ты узнаешь, поэт,

      Кому вверял ты все свои печали,

      Чей пил бальзам во дни сердечных бед?

      Я та, с кем боги жизнь твою связали,

      Кого ты чтишь и любишь с юных лет,

      Кому в восторге детском умиленья

      Открыл ты сердца первые томленья».

      «Да! – вскрикнул я и преклонил колени. —

      Давно в мечтах твой образ был со мной.

      Во дни опустошающих волнений

      Ты мне дарила бодрость и покой,

      И в знойный день ты шла, как добрый гений,

      Колебля опахало надо мной.

      Мне все дано тобой, благословенной,

      И вне тебя – нет счастья во Вселенной!

      Не названа по имени ты мною,

      Хоть каждый мнит, что зрима ты ему,

      Что он твоею шествует тропою

      И свету сопричастен твоему.

      С пути сбиваясь, я дружил с толпою,

      Тебя познать дано мне одному,

      И одному, таясь пред чуждым оком,

      Твой пить нектар в блаженстве одиноком».

      Богиня усмехнулась: «Ты не прав!

      Так стоит ли являться мне пред вами?

      Едва ты воле подчинил свой нрав,

      Едва взглянул прозревшими глазами —

      Уже, в мечтах сверхчеловеком став,

      Забыв свой долг, ты мнишь других глупцами.

      Но чем возвышен ты над остальными?

      Познай себя – и в мире будешь с ними».

      «Прости, – я вскрикнул, – я добра хотел!

      Не для того ль глаза мои прозрели?

      Прекрасный дар ты мне дала в удел,

      И, радостный, иду я к высшей цели.

      Я драгоценным кладом овладел,

      И я хочу, чтоб люди им владели.

      Зачем так страстно я искал пути,

      Коль не дано мне братьев повести!»

      Был взор богини полон снисхожденья,

      Он взвешивал, казалось, в этот миг

      И правоту мою, и заблужденья.

      Но вдруг улыбкой дрогнул светлый лик,

      И, дивного исполнясь дерзновенья,

      Мой дух восторги новые постиг.

      Доверчивый, безмолвный, благодарный,

      Я поднял взор на образ лучезарный.

      Тогда рука богини протянулась —

      Как бы туман хотела снять она.

      И – чудо! – мгла в ее руках свернулась,

      Душистый пар свился, как пелена,

      И предо мною небо распахнулось,

      И вновь долин открылась глубина,

      А на руке богини трепетало

      Прозрачное, как дымка, покрывало.

      «Пускай ты слаб, – она мне говорила, —

      Твой дух горит добра живым огнем.

      Прими ж мой дар! Лучей полдневных сила

      И аромат лесного утра в нем.

      Он твой, поэт! Высокие светила

      Тебя вели извилистым путем,

      Чтоб Истина счастливцу даровала

      Поэзии святое покрывало.

      И если ты иль друг твой жаждет тени

      В полдневный зной, – мой дар

                                            ты в воздух взвей,

      И в грудь вольется аромат растений,

      Прохлада