Я – телохранитель. За пригоршню баксов. Владимир Гриньков

что – ещё по маленькой, да я поеду? – произнес Юшкин нарочито жизнерадостным тоном.

      Вон сколько у этого типа водки – неужели ещё одного стакана пожалеет?

      – Заходи!

      Не пожалел.

      И точно – наливал и наливал. Сам не пил. Юшкину это не нравилось, но он молчал до поры и осмелел, только когда нагрузился основательно.

      – Ты странный, – сказал он парню. – Почему не пьёшь? Не уважаешь?

      Застолье стремительно катилось к привычному пьяному скандалу, но скандала не случилось. Парень невозмутимо подливал Юшкину, и тот в конце концов спекся. Когда он уже не мог ни пить, ни даже удерживать более-менее вертикально свое тело, парень дотащил Юшкина до кровати и уложил. Не очень аккуратно, но и без грубости.

* * *

      К дому Марецкого подъехали уже поздним вечером. Потомок графского рода Тишковых выглядел неважно. Долгий кутеж в ресторане, потом прогулка по ночной Москве, короткий сон, а потом – день поездок по местам былой славы предков.

      – Сегодня никуда не пойдём, – сказал Марецкий Китайгородцеву. – Ты Машу довези до дома и можешь быть свободен.

      Маше он только коротко кивнул на прощание, демонстрируя полное отсутствие интереса к ней. Будто накануне ничего и не было. Или это всего лишь игра такая была – с показным равнодушием? Китайгородцеву показалось, что игра.

      – Машину пригнать к вашему дому? – спросил он.

      – А зачем? – вяло отмахнулся Марецкий, которого нисколько, казалось, не волновала судьба его сокровища на четырех колесах. – У тебя там рядом где-нибудь автостоянка есть?

      – Есть.

      – Охраняемая?

      – Да.

      – Вот там и оставь. А завтра приедешь.

      – Во сколько?

      – Я позвоню тебе.

      Марецкий потянулся к ручке двери. Китайгородцев тотчас же выскочил из машины.

      – Зачем? – воспротивился Марецкий. – Я сам к себе поднимусь.

      Китайгородцев сделал вид, что не расслышал, и сопровождал композитора до двери его квартиры. Марецкий на прощание сказал ему со вздохом:

      – Ты всё-таки не надрывайся так на службе. Меня твое рвение иногда утомляет.

      Сказал и закрыл дверь перед самым носом Китайгородцева.

* * *

      Телохранитель Китайгородцев: «Я никогда не обижаюсь на своих клиентов. Не имею права на них обижаться. По крайней мере, до тех пор, пока я их охраняю. Потому что у меня не может быть личных отношений с клиентом. Я не имею права ни любить своего клиента, ни ненавидеть. Я – человек-функция. Почти что робот. Если с этой мыслью не свыкнуться, не руководствоваться ею постоянно – в конце концов всё закончится большой бедой. На моего коллегу-телохранителя однажды накричал клиент. Был не в духе, мало ли что там у него произошло, всё-таки бизнесом человек занимался, постоянные стрессы, вот и сорвался, на телохранителя спустил собак, образно говоря. Телохранитель ему, конечно, не ответил, попробуй только ответь, за такие штучки с работы выгоняют в два счета, да еще с волчьим билетом в кармане,