Очевидный выбор. Ана Эм

разочарование на ее лице. Чтобы я не ответила, это не удовлетворит ее, как обычно. Поэтому я просто пожимаю плечами.

      Официант приносит нам меню, и мы делаем заказ.

      – Шон, как тебе жизнь в Париже? – интересуется Элеонора.

      – Прекрасно. – улыбается Шон. – Компания быстро расширяется.

      – Твой отец, наверное, гордится тобой. – вдруг говорит папа.

      Ричард Эдвардс – лучший хирург на всем западном побережье Соединенных Штатов.

      – Не знаю, – честно отвечает Шон. – он всегда хотел, чтобы я работал на него. Но я рано понял, что инвестиции – это не мое. – усмехается он, и на лице отца появляется улыбка.

      Боже, если ты меня слышишь, пусть еду несут быстрее, молю я про себя. Но официант лишь приносит бутылку вина и разливает ее по бокалам. Алкоголь тоже сойдет, спасибо.

      – Мы частенько видимся с ним. – продолжает Ричард. – Думаю, нам всем стоит в августе съездить в Ниццу отдохнуть, как считаешь?

      – Было бы неплохо.

      Черт, надеюсь, я подхвачу какую-то инфекцию или обо мне просто забудут, вот прям, как сейчас. Даже неделя с моими родителями вызывает зуд на коже.

      Я делаю внушительный глоток вина и тут же замечаю неодобрение на лице мамы. Отлично, теперь, она наверное думает, что я еще и алкоголичка. Делаю еще глоток, осушая бокал полностью. Затем беру бутылку, но Шон перехватывает её и сам наливает мне.

      Спустя, как мне кажется, целую вечность приносят горячее. Родители увлечены рассказом Шона о его работе, так что даже не замечают меня. И во мне теплится надежда, что так оно и останется, но вдруг мама делает глоток вина, и спрашивает:

      – А чем ты занимаешься пока Шон на работе?

      Отпиваю еще из своего бокала, чтобы протолкнуть кусок мяса.

      – Работаю официанткой. Буквально сегодня устроилась в новый ресторан. – сухо отвечаю и пью еще, чтобы перед глазами наконец расплылось разочарованное выражение на лице матери.

      – И что, ты всю жизнь собираешься быть прислугой?

      Сердце больно сжимается, а я вместе с ним.

      – А почему нет? График неплохой. А если улыбаться, как ты меня учила, так еще и щедрые чаевые оставляют.

      – Дана. – резко обрывает отец, но я даже не смотрю в его сторону. Если мать просто разочарована, так отец еще и видит во мне избалованную, эгоистичную суку, которой нет дела ни до кого, кроме себя любимой. Огрызаюсь значит не уважаю. Отчислилась из университета значит плюю на все, что в меня вложили. Уезжаю и не звоню – ну, так это мне просто похрен на всю семью.

      Делаю еще щедрый глоток красного вина, ощущая, как сильно сдавливает грудь. Снова поправляю воротник.

      Шон берет меня за руку под столом, и я поднимаю на него глаза.

      – Хватит пить. – шепотом просит он, и я тут же отнимаю руку.

      Он меняет тему и заваливает родителей вопросами об их путешествиях и всем остальном.

      Приносят основное блюдо, но я к нему даже не притрагиваюсь. Разговор продолжается, а я не слушаю. Вино в бутылке предательски заканчивается.

      – Что собираетесь делать, когда вернетесь в Америку? – вдруг спрашивает мама,