Гротески. Ханс Хайнц Эверс

не очень изящно – пересчитывать постоянно свои деньги! – проворчал Боулдер.

      – Знаю! – ответил Гамильтон, сконфузившись, точно школяр. – Но сегодня я не могу вести себя иначе. – И он торопливо пересчитал еще раз.

      Он проигрывал и выигрывал, и у него в какой-то момент оказалось на руках почти восемь тысяч фунтов. Так как остальные игроки оставались в скромных границах, то в конце концов вся игра свелась к дуэли между художником и лордом Иллингвортом.

      Гамильтон еще раз пересчитал свои деньги. Он только что получил две крупные ставки.

      – Еще пятьдесят фунтов! – пробормотал он.

      Но ему эта сумма не досталась – лорд стал бить у него карту за картой, и вскорости Гамильтон был снова гол, как землеройка.

      Игра кончилась, и присутствующие стали расходиться. Но Гамильтон все еще сидел за столом. Он пристально смотрел на рассыпанные карты и нервно постукивал по столу своим портсигаром.

      Лорд Иллингворт неожиданно вернулся и потрепал его по плечу. Джон вскочил.

      – Вы нуждаетесь в десяти тысячах фунтов для какой-нибудь цели?

      – Это вас не касается!

      – Не так резко, юноша! – рассмеялся лорд. – Я покупаю за эту цену вашу картину, которую этим летом видел в Париже на Марсовом поле. Вот деньги!

      Он пересчитал банковые билеты и выложил их на стол.

      Ллевелин схватил их, но лорд удержал его за руку:

      – Не спешите. Я ставлю условие. Я беру с вас честное слово, что вы никогда более не будете играть.

      – Никогда более! – воскликнул художник и протянул лорду свою правую руку.

      Он сдержал это слово, равно как и то, которое дал лорду Хендерсону, которому на другой же день отослал занятые деньги.

      А спустя два дня я был поставлен в неприятную необходимость писать на заголовке свежеиспеченного уголовного дела «против Джона Г. Ллевелина и сообщников».

      Дело было возбуждено по жалобе правления Британского музея. Кроме нашего друга обвинение было предъявлено еще и некоему натурщику, и одному из младших служащих музея. Последнего сцапали тотчас же, и он во всем сознался. Ллевелин подкупил его двумя тысячами фунтов закрыть глаза во время ночного дежурства. Но служитель решился на это лишь после того, как Ллевелин поклялся ему на Священном Писании, что ничего не будет украдено. Около девяти часов вечера художник вместе с другим человеком, которого он называл Джеком, пришел в музей. Служитель впустил их, и они прошли в бюро дирекции. Дверь туда открыл упомянутый Джек посредством отмычки, затем он вытащил из кармана связку ключей и набойников и попытался отпереть денежный сейф. Это ему удалось без особого труда, так как шкаф был старой системы, с многочисленными недостатками. Из шкафа художник взял только ключ и затем снова запер его.

      Тогда все трое отправились вниз, в подвал. Там они отперли хитроумные замки и вошли в переднюю комнату. Художник приказал служителю развести огонь в камине, и скоро по всей комнате распространилась приятная теплота. В это время Джек расставил принесенные им с собой