Когда закончится декабрь…. Ирина Мартова

так рассказывает, оторваться невозможно, – не уловив сарказма, захлебывалась слезами Глаша.

      – Было бы странно, если бы доцент не умел говорить, – рассудительно кивнула Евгения.

      – Я ему пишу, пишу, а он не отвечает, – вдруг призналась Глаша, хлопая мокрыми ресницами.

      – Что? Что ты делаешь? – Евгения, до которой дошел смысл сказанного, замерла в ужасе.

      – Я ему, как Татьяна Онегину, письма пишу, а он…

      – Ты не как Татьяна, а как натуральная идиотка, – взорвалась Женька. – Пишешь письма человеку, который тебя учит! Господи! Ты что, ненормальная? Да как ты до этого додумалась? Разве так можно? Писать доценту – уму непостижимо!

      – А что такое? Это же просто письма… Нет, не просто письма, – всхлипнула Глаша.

      – Господи, не просто? А что? Что там такое?

      – Гимн любви, проза в стихах…

      – О, боже, этого только не хватало. Ты пишешь женатому человеку, да еще и не просто письма, а какие-то оды… Гимны! И еще спрашиваешь, в чем дело? Да тебя лечить надо!

      – Я брошу институт, – Глаша закрыла лицо руками.

      – Я тебе брошу! – Женька, свирепо вращая глазами, схватила подругу за руку и потащила в ванную. – Умывайся!

      Сморкаясь и кашляя, Глаша долго плескалась под струей холодной воды, а потом, испуганно ахнув, обернулась к подруге.

      – Женька, что я тебе скажу…

      – Еще что-то? Нет, я этого не переживу…

      – Я последнее письмо положила по ошибке не в его карман, – призналась Глаша.

      – А в чей? – побелела Женька.

      – Профессора по лингвистике.

      – Ой, ну все, – подруга схватилась за голову. – У тебя хоть хватило ума не подписывать свои письма?

      – Хватило… – Глаша прошла по комнате и, открыв буфет, достала бутылку вина. – Давай напьемся. С горя…

      – Я тебе напьюсь, – Женька вырвала бутылку у нее из рук. – Какое, интересно, у тебя горе? Не туда письмо положила?

      – Да причем здесь это? – Глаша опять заплакала.

      – Не реви, – подруга пошла на кухню, поставила чайник. – Сейчас крепкого чаю выпьешь, успокоишься, и будем думать, что делать дальше с твоим доцентом.

      Ночь надвигалась на огромный город. Она шла медленно, по-хозяйски, ступала тяжело и неспешно. Гасила окна в домах, напевала колыбельные детям, разгоняла запоздалых прохожих, зажигала звезды и сердито поглядывала в окно, за которым все сидели и сидели две подруги…

      А потом, усмехнувшись, отступила. Что поделаешь? Дело молодое! Не спится…

      Глава 6

      Глаша, получив от Женьки внушение, училась жить без любви, без доцента, без переживаний. Собирала в корзину памяти воспоминания о нем, его голосе, взгляде, интонации, улыбке. Крохи своей несбывшейся любви, лохмотья несостоявшейся страсти, нитки исхоженных дорог, мгновения случайной радости и килограммы разочарования.

      Стояла у окна, бездумно бродила по парку, ходила в церковь, говорила с мамой, до обморока сидела в библиотеке, без конца готовила супы и борщи просто чтобы чем-то занять руки.

      Забывала.

      Изматывала