Рождественские рассказы о детях. Сборник

она его к себе в сиянье свое, взяла на коленки, одно шелковое крыло распустила над собой высоко, другое загнула и его прикрыла, да прижала к себе на грудочку… Приголубила так-то, да ласкает и шепчет на ушко:

      – Федюша, что тебе тут, родненький. Брось… Тамо-тко лучше… Хорошо, хорошохонь-ко там…

      Взвились, что ль, кони махом могучим к звездам небесным, аль сама барышня с божеским ликом на крыльях воспарила… Уносит она младенца от мира к мирам, туда, в свою обитель, «идеже нет печали ни воздыханий, а жизнь бесконечная».

XI

      Добралась Авдотья с деверем до кума Захара, где шажком, подремывая в розвальнях, а где в горку, по овражкам – пешком. Лошадка, впроголодь службу свою справляющая, еле ноги тащила. Деверь еще чаще солдатки вылезал, иной раз и на ровном месте, чтобы облегчить своего Гнедка, а в горку так даже вытягивал и помогал ему, шагая около и упираясь в передок саней, да приговаривая:

      – Ну-тко ее, еще малость… Но, но! Недалече, еще навали, Гнеденький, еще чуточку.

      Приехала Авдотья к куму к вечеру и тотчас получила должок. На радостях кума с деверем и кум с женой распили полштофа и долго до вечера пробеседовали о мудреном житье-бытье.

      – Вот Маша все выручает, – говорила солдатка. – Аким молоко, творог да сметану берет, в город возит… А то ложись и помирай, ежели б не Маша.

      Наконец в десятом часу все спать разлеглися и живо заснули. Скоро уж прихрапывают да присвистывают все, только одна Авдотья середь ночи все вертится, не спится ей, вздыхает да охает. Проснулся да услыхал ее и Захар.

      – Чего ты? – спрашивает кум.

      – Так, не знамо, что деется.

      – Зазнобилось, что ли?

      – Нетути, куманек, а так не спится, ноет у меня серденько…

      – С чего ноет-то?

      – Да вот что-то дома, мой-от что? Хфедор!

      – Чего ему? Спит, поди, теперь.

      – То-то, да. Вестимо, спит… Ночь ведь.

      – Ну и тебе спать… Бабы вы!

      – Не могу, родный, ноет сильно у меня серденько: что он, мой соколик, теперича… Коровушку бы как не увели…

      – У вас эдак опасливо баловать. У станового под боком, – ворчит Захар.

      – Дело-то предпраздничное, и всякому разживиться охота, хотя бы чужим добром. Ноне вишь времена какие.

      – Не бойсь, у вас воров нету.

      – Нету, нету, какие у нас воры. Господь еще миловал… Этого и в заводе нет.

      – Ну вот и спи!

      – Не могу, ноет мое серденько.

      Захрапел опять Захар. А Авдотье не спится, ворочается она, охает да вздыхает. Кое-как задремала баба под утро уж, и сразу полез к ней сынишка Федюк. Красавец писаный, в тулупчике с оторочкой, кушак да шапка! Ахти мне! Просто он не он!.. Барчонок!

      «Матка, я в город! – говорит. – Пусти…»

      Не хочется Авдотье отпускать его, да не слушает… Идет. «Родненький! – плачется Авдотья. – Не ходи… Что тебе там? Я тебе анисовый пряник куплю на базаре…» Но не слушает сынишка… Рукой важно таково машет: «Прости, мама, не поминай лихом…» И с глаз чисто сгинул.

      Встрепенулась Авдотья, вскочила на лавке и заорала. На