После падения. Анна Тодд

на столе остатки ужина. Когда он в последний раз так же хорошо ел? Я снова погружаюсь в раздумья.

      Вода в ванной все еще льется; наверное, он сейчас нежится под горячим душем, и это подсказывает мне, что он, скорее всего, давно не мылся.

      Наконец возвращаюсь в спальню. Хардин, сидя на кровати, расстегивает новый кожаный ремень. Я прохожу мимо него, не глядя, но он хватает меня за руку.

      – Мы можем поговорить? – спрашивает он, притягивая меня к себе и заставляя встать между своих ног. Он быстро отбрасывает ремень в сторону.

      – Давай.

      – Прости за то, что я такой урод, ладно? Я просто не знаю, что об этом всем думать.

      – О чем? Ничего не изменилось.

      – Изменилось. Этот человек, которого мы оба не знаем, – в нашем доме, и он хочется сблизиться с тобой, после всех этих лет. Это меня напрягает, и мое побуждение – защищаться, ты же знаешь.

      – Я понимаю, что ты говоришь, но тебе не стоит быть таким жестоким и говорить при мне такие вещи – например, называть его нищим. Это очень неприятно.

      Хардин протягивает ко мне руки, сплетает свои пальцы с моими, притягивает поближе к себе.

      – Прости, детка, прости. – Он подносит мои руки к губам, целуя костяшки пальцев, и мой гнев медленно растворяется в его поцелуях.

      Я приподнимаю бровь.

      – Ты правда перестанешь говорить с ним так жестко?

      – Да. – Он поворачивает мою руку и разглядывает линии на ладони.

      – Спасибо. – Я слежу, как он водит указательным пальцем по моему запястью.

      – Только будь осторожна, ладно? Потому что я не колеблясь…

      – С ним ведь, кажется, все в порядке, правда? Я имею в виду, что он хороший, – тихо говорю я, прерывая его. Пальцы Хардина перестают двигаться по моей коже. – Я не знаю его достаточно хорошо, я могу только предположить.

      – В твоем детстве он не был хорошим.

      Взор Хардина пылает, хотя голос звучит очень мягко.

      – Не напоминай мне об этом, когда он рядом, пожалуйста. Я и так стараюсь изо всех сил, так что давай не будем его отталкивать.

      Я слезаю с его колен, и мы ложимся, обнимая друг друга.

      – Завтра будет длинный день, – вздыхает он.

      – Да, – шепчу я в ответ, уткнувшись носом в его руку.

      На завтра намечено слушание об отчислении Хардина за избиение Зеда, и это не наш звездный час.

      Вдруг на меня накатывает страх: я вспоминаю сообщение, которое послал мне Зед. После встречи с отцом я почти забыла об этом. Телефон, установленный на вибрацию, лежал в кармане, мы ждали возвращения Стеф и Тристана, а Хардин молча смотрел на меня, пока я читала сообщение, и, к счастью, не спросил, в чем дело.

      «Можно ли поговорить с тобой завтра утром наедине?» – написал Зед.

      Я не понимаю, что делать, и не знаю, о чем говорить, учитывая, что он заявил Тристану, что собирается выдвинуть против Хардина обвинения. Надеюсь, что Зед сказал это только для того, чтобы произвести впечатление и сохранить репутацию. Хардин – в беде, у него реальные проблемы. Я должна ответить на сообщение, но