Черное Солнце. Ребекка Роанхорс

ряк

      Пату – кок, моряк

      Луб – моряк

      Бейт – моряк

      Полок – моряк

      Атан – моряк

      Балам – торговый правитель

      Пек – торговый правитель

_· Город Това _·

      Наблюдатели

      Наранпа – Жрец Солнца, Орден Оракулов (гаваа)

      Иктан – Жрец Ножей, Орден Ножей (тцийо)

      Аба – Жрец Помощи, Орден Исцеления (сээги)

      Хайсан – Жрец Записей, Орден Истории (тадисса)

      Кьютуэ – бывший Жрец Солнца (умер)

      Эче – Адепт, Орден Оракулов

      Квайя – Адепт, Орден Исцеления

      Дия – прислуга

      Леайя – прислуга

      Кланы, Созданные Небесами

      Ятлиза – матрона, Черная Ворона

      Око – сын Ятлизы, Черная Ворона

      Иса – дочь Ятлизы, Черная Ворона

      Чайя – капитан Щита, Черная Ворона

      Маака – предводитель Одохаа, Черная Ворона

      Ашк – грум, Черная Ворона

      Фиэ – целитель, Черная Ворона

      Кутца – гигантский Ворон

      Бенунда – гигантский Ворон

      Пайда – гигантский Ворон

      Айайюэ – матрона, водомерка

      Айше – водомерка

      Заш – водомерка

      Тиоде – водомерка

      Паипаи – гигантская водомерка

      Нуума – матрона, Беркут

      Пейана – матрона, Крылатый Змей

      Засушливые Земли (Без клана)

      Денаочи – брат Наранпы

      Акел – брат Наранпы

      Джейма – отец Наранпы

      Затайя – ведьма

      Ибо ты заменитель, заместитель Тлок Нуака, Повелителя того, что вблизи и что вдали. Ты престол его (трон, с которого правит он), ты флейта его (уста, которыми он глаголит).

      Он говорит в душе твоей, Он создает тебя своими устами, своим ртом, своими ушами… И создает он тебя своими клыками, своими когтями, Ибо ты его зверь, его пожиратель людей. Ибо ты судья, посланный им.

Флорентийский кодекс, книга 6, параграф 42

      Глава 1

      Горы Обреги

      315 год Солнца

      (за 10 лет до Конвергенции)

      О Солнце! Обжигаешь ты столь жестоко!

      Углями стала плоть в цвет оперенья,

      Неужели ты забыло о милосердии?

Из Избранных стенаний Ночи Ножей

      Сегодня он станет богом. Так сказала ему мать.

      – Выпей, – сказала она, протянув ему высокую узкую чашу, наполненную светло-кремовой жидкостью. Принюхавшись, он почувствовал запах оранжевых цветов с медовой сердцевинкой, что цеплялись усиками за его окно. А еще он почувствовал землистую сладость колокольчиков, что мать выращивала в саду на заднем дворе – в том самом саду, где ему никогда не позволялось играть. И еще он знал: там было что-то, что он не мог почуять в этом напитке, что-то тайное, что-то, что явилось из сумки, которую она носила на шее, и отчего побелели кончики ее пальцев и его язык.

      – Выпей сразу, Серапио, – повторила она, на миг прикоснувшись ладонью к его щеке. – Его лучше пить холодным. На этот раз я добавила больше сладости, так что тебе будет легче пить.

      Он вспыхнул, смутившись из-за упоминания о том, как его вырвало в прошлый раз. Утром она тоже предупреждала, что зелье надо выпить залпом, но тогда он проявил нерешительность, просто отхлебнул – и его стошнило месивом молочного цвета. На этот раз он хотел доказать, что достоин большего, что он не какой-то трусливый мальчишка.

      Дрожащими руками он схватил чашу и под пристальным взглядом матери поднес к губам. Напиток был мучительно холоден, но, как она и обещала, слаще утреннего.

      – До дна, – упрекнула она, когда у него перехватило горло и он начал опускать чашу. – Иначе этого будет недостаточно, чтоб заглушить боль.

      Чтобы осушить сосуд, ему пришлось запрокинуть голову. Желудок запротестовал, но мальчик смог с ним справиться. Десять секунд прошло, затем еще десять – и он победоносно вернул пустую чашу обратно.

      – Мой смелый маленький божок. – Ее губы изогнулись в улыбке, и от этого он почувствовал себя счастливым.

      Она поставила чашу на стол неподалеку, рядом с охапкой хлопчатых шнуров, которыми позже свяжет его. Он бросил короткий взгляд на шнуры, костяную иглу и нити из кишок. И это все было приготовлено для него.

      Несмотря на холод, царивший в комнате, у него на лбу выступила испарина, от которой темные кудри прилипли к голове. Он был храбр – настолько, насколько может быть