Сотник. Не властью единой. Андрей Посняков

да после обеда прилег на часок вздремнуть… Тут-то его и разбудили!

      Явился с докладом Велимудр, да не один, а с девушкой, Звениславой. Вместе ж должны были выспрашивать…

      – Ну? – Миша кивнул на лавку. – Садитесь, рассказывайте.

      – Не мог Белян утонуть, – шмыгнул носом Велька. – Очень хорошо плавал.

      – А те, кто не плавает, те и не тонут. – Сотник задумался… ничего нового: то же самое говорила и Добровоя. Ну, подумаешь, пастушок хорошо плавал. И что? Мало ли и с хорошими пловцами несчастных случаев? Тем более – ребенок…

      – И Хвал – парень серьезный, не из озорников, – между тем продолжал рыжий. – Да и пес Горой – не такой уж старый. Нет, старый, но вполне себе бодренький, да и лает еще звонко!

      Что ж, все это пока было как-то… косвенно, что ли… Да, на пастушков вполне могли и напасть… но и сами они точно так же могли и накосячить! Как говорила Добровоя – запросто.

      – Тут Звеня еще… Звеня, скажи!

      Ага! Хитрый отрок не просто так притащил с собою девчонку! Знал – господин сотник любит все сведения из первых рук получать. Чтоб чужие доклады не пересказывали.

      – Ну? Говори, говори, Звенислава, – сотник ободряюще улыбнулся… и вдруг заметил, что с девушкой что-то не так!

      Ну да – не так. И глаз правый заплыл, и щека опухла. Синяк, правда, белилами замазан тщательно, но…

      Девушка заметила пристальный взгляд и опустила очи долу. Миша встал, подошел, взял деву за подбородок:

      – Дед. За корову.

      Не спросил, скорей – утвердил.

      Звенислава грустно кивнула.

      Ну да, избил. А что? В своем праве! Большак в крестьянской семье – хозяин, что хочет, то и воротит. Формально – прав, и не придерешься. Разве что… неформально как-то… Ладно, припомним!

      – Ты говори, говори, Звеня…

      – Я там, на лугу, цветочек нашла… Ну, ромашку… Выкинула потом…

      – Так-так!

      Михайла знал: Звенислава – девушка умная и зря болтать не будет. Коль уж сама с докладом явилась, значит, что-то ее растревожило, подозрительным показалась.

      – Ну, вот. Вроде ромашка как ромашка. Только высохшая. Гладенькая вся, словно ее специально высушивали… а потом на одежку пришили. Я понимаю, коли венок, но…

      – Ну, ну! Говори, что думаешь.

      – Лешаки это, больше никто. У них такая одежка, и лоскутки-ленточки, и трава, и цветы. Чтоб незаметно было!

      Лешаки… А ведь и правда! Невидимые воины из земель Журавля! Сейчас – себе на уме, некоторые кому служат – непонятно. Лешакам незаметно подобраться, бесшумно, невидимо, – раз плюнуть. Могли? Вполне. Но зачем им это? Вернее – кто бы их мог послать?

      Тут и Велька свое словечко вставил:

      – Лешаков-то и наши могли пропустить. Не заметили.

      А ведь прав! Прав, черт рыжий. Эх, нехорошо все это… нехорошо…

      – Ладно, Звенислава-краса. Спасибо! На вот тебе ногату – к глазу приложи…

      Сотник протянул девушке серебряную арабскую монету – дирхем, из тех, что ходили на Руси-матушке под именем кун да ногат.

      – Благодарствую,