Deus ex machina. Николай Бизин

и непоправимо вульгарное – и никогда порознь!

      – Ты полюбишь смертную девушку, – сказал ему (и его певчей природе) Эктиарн.

      Точнее, так мог бы сказать Господин Лошадей, чтобы почувствовать потребность в смерти, чтобы переступить себя павшего – которого переступил ученик – чтобы переступить того, кто почти преодолел ученика… Точнее, он мог сказать вот так – чтобы сказать точнее:

      – Ты полюбишь смертную Деву, девственную и замужнюю, святую убийцу, которую назовут Ведьмой.

      – Разве такое возможно? – сказал в ответ эльф, для которого было возможно все или почти все.

      – Ты помнишь наши баллады, – сказал в ответ эльф, для которого не было необходимости «помнить», для которого «все» было здесь и сейчас.

      – Да, когда бы они были прекрасны.

      Потом Лиэслиа опять запел – но иначе! Как поют чужую, но давно ставшую своей, песню.

      Река с водой густою,

      Песок в ней как звезда.

      Деревья над водою,

      Вода бежит всегда.

      Потом куплет прервал себя сам. Но лишь затем, чтобы зазвучал следующий. Стремящийся как можно скорее забыть (ибо он – не эльф) о песке из Стенающих звезд, устилающий пол тренировочной залы…

      Там смотрят в листья волны,

      Из пены замки там!

      Потом Лиэслиа перестал быть куплетом и стал эльфом, которому не было нужды себя допеть. Показалось даже, что Перворожденный (имя которому Серая Крепость) не просто прервал куплет, а прервал именно себя. Причем на плече этого «себя» (и куплета, и крепости) стояли они оба, Лиэслиа и Эктиарн. Перворожденные думали о красоте и, как следствие, думали о Пеннорожденной, и горевали, ибо она была богиней, порассыпавшейся на любови… Пеннорожденная! Тем понятней был вдохновляющий и предостерегающий холод минойской бронзы в руке Лиэслиа.

      Но не царское это дело, вдохновлять либо пугать!

      Впрочем, замок, на плече которого находился пол тренировочной залы, о который в свой черед опирались ноги эльфов, был совершенно с его песней согласен; впрочем, замок молчал, ибо сейчас все решалось, ибо – было предопределено! И не только, ибо замок – заслушался! Впрочем, и весь мир заслушался, ибо был предопределен и, вместе с тем, ему еще только предстояло – быть… Таков мир эльфов, в котором все вступало в неразрывную связь – в которой все всегда находилось! Но и Лиэслиа, и Эктиарн сейчас были и становились совершенными немного иначе.

      – У тебя пристрастие к богиням и ведьмам. Почему бы тебе их не исследовать?

      Лиэслиа ничего не ответил – тем самым на вопрос отвечая!

      – Ты увидишь грязь и смерть и ты не поверишь в них, поскольку они невозможны, и никакая их реальность не воспрепятствует этой их блистательной невозможности… Но свое Первородство ты отдашь за это неверие! – мог бы еще сказать Эктиарн, но не сказал, не было в том нужды – ибо молчали об этом замок (настоящий, а не тот, который был Серою Крепостью) и ветер, и вода замкового рва, обступившие Серую Крепость, пытающиеся ласкать его ступни и лицо; более того, молчало все царство