Шура. Париж 1924 – 1926. Нермин Безмен

сказал Сеит.

      В горле у Сеита запершило. Как же несправедливо он поступил с ней! Мог ли он повернуть все вспять? Он нежно посмотрел на женщину, которую так долго любил, как будто бы отпуская ее. Она же, в свою очередь, продолжала равнодушно наблюдать за портом, хотя взгляд ее, казалось, устремился намного дальше.

      Не отрывая глаз от Шуры, Сеит крепко сжал руку капитана.

      – Поэтому вы обязаны сделать ее счастливой.

      Затем, подойдя к окну, Сеит приобнял Шуру и сказал:

      – Прощай, Шурочка.

      – Прощай, Сеит, – отозвалась она, так и не повернувшись к нему.

      Он больше не мог смотреть на ее блеклый образ, отражавшийся в стекле. Ему хотелось остаться в одиночестве и плакать. Плакать, пока земля не разверзнется и не заберет его в могилу.

      Когда, покидая причал, Сеит оглянулся и поискал взглядом знакомое лицо, у окна уже никого не было. Пустота поглотила его, сердце было раздавлено и разбито, но, с другой стороны, в душе воцарилось удивительное спокойствие. Интересно, оторван ли он теперь от прошлого? Ведь там оставалась половина его жизни, его большая любовь. Слезы, навернувшиеся на глаза, словно текли из самого сердца.

      Сеит ушел, и Ален, подойдя к Шуре, ласково обнял ее.

      – Все будет хорошо, дорогая, – прошептал он. – Я сделаю тебя очень счастливой.

      Вызвав носильщика, он попросил перенести вещи Шуры в каюту.

      – Давай, дорогая, ты очень устала, – поцеловав женщину в щеку, сказал он. – Отдохни в каюте, а как корабль отчалит, я присоединюсь к тебе.

      Шура попыталась незаметно смахнуть с щек слезы и улыбнуться.

      Громкий свисток раздался в тот момент, когда она вошла в свою каюту. Должно быть, они собирались отчаливать. Она больше не плакала, скорее застыла, смирившись со своей участью. Она посмотрела в иллюминатор – корабль медленно отплывал от берега. Положив чемодан на кровать, Шура открыла его. Внезапно она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Женщина вышла в коридор и нашла дорогу к верхней палубе. Большинство пассажиров уже было там. Несмотря на то, что день был теплым, Шуру пробирал озноб. Уединившись в углу, она посмотрела на пролив. Пароход сминал под собой сине-зеленую воду, и та бурлила, извергая белую пену. На мгновение Шуре показалось, будто она погружается в воду и медленно идет ко дну. Эта мысль напугала ее. Глупости! Разве оставила бы она любящих ее мужчин, желая избавиться от собственной печали? Интересно, если бы она умерла, узнал бы об этом Сеит? Но что бы это изменило?

      Пароход шел мимо Сиркеджи и Сарайбурну, а она вспоминала, как впервые прибыла в Стамбул, и перед ее глазами, как кадры кинофильма, пролетали дни, полные боли и страданий. Несмотря на все, что ей довелось пережить, Шуре никогда еще не было так горько, как сегодня.

      Внезапно ей показалось, будто она увидела Сеита. Он стоял на берегу и махал ей рукой. А потом все затянуло снегом. Над соснами кружились белые хлопья. Человек, которого она любила, вскочил на лошадь и галопом поскакал к ней. Она увидела себя стоящей на заснеженном холме. Она протянула к нему руки и ждала. Сеит подъехал к ней, крепко обнял ее, поднял и усадил рядом.