Первый парень на «горшке». Тата Кит

вздохнула она. – Зал – это, по-городскому, гостиная.

      – Понятно, – дёрнул я бровями. – Я, пожалуй, вызову такси и эвакуатор.

      – Думаешь, сюда в полночь через ту лужу проедет кто-то ещё кроме трактора? Вряд ли есть второй такой дурачок, как ты, – хмыкнул мужик. – Тебе придётся идти сейчас пешком к той луже и ждать такси. А там ночь, поле, волки, а ты вон какой красивый.

      Он явно издевался надо мной, но даже от понимания этого, всё равно, стало не по себе.

      Молча взвесил все «за» и «против». Посмотрел по сторонам, на другие дома. Прикинул, насколько сильно я рискую, а потом вдруг понял, что будет полезно пропасть на ночь в этой заднице мира, чтобы батя не чесал мои нервы хотя бы до завтрашнего обеда. Как раз телефон скоро «сдохнет».

      – Хорошо, – согласился я. – Сколько с меня за ночлег?

      – А это, смотря, как ты переночуешь, – чуть сощурился от дыма сигареты мужик и обратился к девчонке. – Гу́ся, пустим его?

      Неконтролируемо прыснул, не успев даже поймать смешок. На меня тут же уставились две пары черных глаз.

      – А полное имя как? – спросил я, стараясь стереть с лица насмешку. – Гусыня?

      – Августина, – ровным тоном ответила девчонка. – Мог бы что-нибудь поумнее придумать. Хотя, это же ты, – смерила меня ядовитым взглядом.

      – Ещё хоть слово болтнёшь в подобном духе, – указал в мою сторону её отец с зажатой между пальцами сигаретой. – Оставлю ночевать в будке у Байкала, а укрываться будешь своей плоскодонкой. Компренде?

      – Понял, – сжал челюсти, предпочитая не спорить. Алкашка из меня ещё не выветрилась, да и спать хотелось сильнее, чем выяснять отношения с каким-то колхозником и его дочкой. Переночую и утром свалю раньше, чем они успеют проснуться.

      Поставил машину на сигнализацию.

      – Я Николай Николаевич, это моя дочь Августина. Тебя как звать, кучерявый? – спросил мужик, заходя на крыльцо и туша сигарету в старой консервной банке, в которой уже было полно окурков.

      – Рамиль, – ответил я спешно, снимая, как и они все, обувь на круглом коврике на крыльце.

      – Татарчонок, что ли? – глянул на меня мужик.

      – Пап! – осекла его девчонка.

      – Нет, – ответил я. – Просто мама так назвала.

      – Ясно, – вздохнул Николай Николаевич и помял широкой пятерней свою шею, быстро потеряв ко мне интерес. – Гу́ся, дай ему постельное. И это, я недавно баню подкинул, и, если захочешь есть, там на столе…

      – Поняла. Спасибо, пап.

      – Ладно. Тогда я спать, – прокряхтел он, идя в комнату. Схватившись за ручку двери, посмотрел на меня с ноткой угрозы в темных глазах. – Спи как дома, но не забывай, что не дома – не вздумай пердеть.

      – Х-хорошо, – сощурился я, пытаясь понять, насколько он сейчас серьёзно говорит мне об этом.

      – Соображаешь, – наконец, одобрительно кивнул он и закрылся в комнате.

      Девчонка без особых церемоний позвала меня за собой в большую комнату с диваном, которая, видимо, и была тем самым «залом». Достала из высокого шкафа постельное и швырнула его на диван вместе с подушкой.

      – Инструкция