Цветок яблони. Алексей Пехов

остался один ручеек, упиралась во внезапную плотину и пока безуспешно искала проход. Не пройдет и получаса, как она просто скроет под собой Шрева. Если тот не умрет раньше.

      Легкий, пускай и малодушный способ не испачкать руки.

      Вновь вспомнились слова Нэ о неприятных вещах, которые ты вынужден совершать время от времени, хочешь того или нет.

      Он шагнул к сойке, глаза которого уже туманились, и резко обернулся, когда услышал приближение нескольких человек. Те шли, черпая ногами воду, не скрываясь, и Вир с изумлением узнал трех дэво и госпожу Эрбет, которую они вели.

      – В сторону, Расписной! – самый старший из служителей Мири выставил перед собой посох, который концом уперся в грудь Виру, когда он хотел подойти к Бланке. – Не мешай. Не сейчас.

      Вир покосился на женщину, но не стал задавать вопросов или спорить. Остановился, опустив меч.

      – Мы едва успели, – с явным облегчением выдохнул Ремс, держащий фонарь. – Едва. Сделай, как мы сказали, госпожа.

      Бланка словно бы его и не слышала. Смотрела на сойку, прямая, как палка, с закушенной нижней губой и сжатыми кулаками. Вир прекрасно понимал ее состояние и каким-то внутренним чувством предполагал, к чему подталкивают ее дэво.

      Он не знал, правильно ли это или нет, то, что она собиралась сделать, но не сказать не мог:

      – Эй. Ты ничего никому не должна. Я закончу начатое.

      Она повернулась к нему, немного печально ответила:

      – Увы. Некоторые грязные дела мы должны делать сами, нравится нам это или нет.

      Она сказала почти те же слова, что когда-то Нэ, и сделала решительный шаг к Шреву. Тот все еще дышал, но уже мало что видел вокруг, его глаза стекленели.

      Действовала Бланка быстро и хладнокровно. Кинжал из ее рукава, тонкий, совершенно игрушечный, вошел Шреву в шею. Ранка оказалась небольшой, но кровь ударила вверх упругой струйкой.

      Бланка отсекла длинный рыжий локон собственных волос, свернув жгутом, прижала его к ране. Тот потемнел, а затем, насытившись кровью, начал пропускать ее сквозь себя и та потекла между пальцев госпожи Эрбет.

      Прошла минута, другая. Наконец, когда глаза сойки окончательно застыли, женщина тихо вздохнула, выпрямляясь.

      – Иногда ты думаешь, что убила кошмар, но сердце знает правду, – в голосе ее звучала обреченность. – Она состоит в том, что, даже убив кошмар в реальности, все равно встретишь его во сне.

      Протянув испачканный кровью жгут волос Саби, который принял его с поклоном и стал заворачивать в льняную ткань, расписанную символом Мири – кругом, заключенным в круг, Бланка сказала:

      – Так и знала, что это не принесет мне никакого облегчения. А жаль… Надеюсь, вы не ошиблись.

      – Мы можем ошибаться, о милосердная. Но Мири не ошибается никогда.

      – Милосердная… – ее губы произнесли это слово, точно оно отдавало гнилью. – И ты здесь. При дурных обстоятельствах мы встречаемся этой ночью.

      Сверху посыпались мелкие камешки, и Лавиани