Над вечным покоем. Кирилл Вер

А если откажется, мы пошлем этого помазанника нахрен, а на награбленные деньги купим новый. И летай на здоровье!

      – Я всегда хотел подохнуть в небе, – недовольно буркнул Ежик. – А не на земле, как крыса.

      – Хватит скулить! Мы все вернемся домой.

      – Марков, у тебя разве есть дом? – спросил Барчук. – Знаю, ты на месте долго не сидишь. Или домом станет место, где забрюхатела последняя твоя девка?

      – Господь наш Есус давно лишил своих рабов животворящей силы, – Бык рассмеялся, брызнув слюной на молчаливого Ежика. – Член стоит до лба, и ни одного дитя. Благодать!

      – Хоть что-то есть в этом Потрясе доброе! – захохотал в ответ Барчук.

      – Парни… Вашу мать! Выпьем! – Бык вскочил с места и торжественно поднял рюмку.

      – Бычара, ты когда угомонишься? – тяжело вздохнув, спросил Ежик.

      – ВЫПЬЕМ! – орал Бык так, что палатка тряслась от его голоса.

      Марков, хоть и старался обуздать несобранных парней, страстно желал пригубить сивушки. Рот иссох, а желудок урчал как умирающий олень. При таком раскладе бутылка самогона в лучах восковых свечей обладала поистине магическим притяжением, прямо как трактирная деваха после нескольких недель боев на передовой. Да, офицер пытался подбодрить товарищей словами, но спиртяга оставалась самым лучшим способом скрасить последние часы перед наступлением. Так и просидели друзья остаток ночи. Потом уже и Марков раззадорился. Мужики стали играть в карты, вспоминать лихие деньки. Настроение у всех было паршивое, но офицеры старались лишний раз не напоминать себе о возможной скорой смерти. Палатка командования роты, лихой брезентовый «штаб» напоминал простым рядовым и младшим офицерам, как нужно встречать последний бой. Друзья готовились к кровавому пиру, а солдаты, стоявшие в карауле или потерявшие сон, слышали канонаду смеха, похожую на конское ржание, и не могли поверить, что в палатке сидят люди.

      К утру свечи уже успели догореть, а задор и легкое волнение сменились похмельем и тяжкими мыслями. Тень сомнения поселилась в головах у офицеров, которые так и не придумали, как поступить с собственными жизнями – ни во время боя, ни после. Да, парни тревожились, каждый думал о своем. Марков вспоминал Учителя и искал смысл в словах старца. Дрон прощался с семьей навсегда. Ежик тосковал по первому полету. Шкет уверял себя, что сделал правильный выбор. Бык предвкушал великую сечу. А Барчук извинялся перед всеми.

      Так бы и сидели мужики, пока напряженную тишину не прервал топот сотен сапог на улице.

      – Пора, – сказал Марков, приподнимаясь с места, – Господа офицеры. Друзья. Наш выход.

      И тут, словно набравшись смелости, Дрон первее всех встал и спросил у Маркова:

      – Неужели это конец?

      – Нет, это только начало, – ответил штабс-капитан, не замечая, как очутился в Юлиной хибаре.

      Печь успела погаснуть, а дрова превратились в угли. Маркова, чей разум находился в прошлом, накрыло ознобом. Охотник потряс головой, чтобы отогнать наваждение.

      Боже,