Соборище. Авангард и андеграунд новой литературы. Антология

– рана авангарда.

      По бытию – микробом —

      Вынести эту легкость…

      Неба ли я мокрота?

      Или у новых блох гость?

      Смерить успеть до смерти

      Вновь приходили черти.

      Сдал их молве безмудой

      Вместе с пустой посудой.

      Вслед за говном вагонов —

      Оттепель новых звонов.

      Конница цепких весен

      Между Господних десен.

      Перемирившись с бредом,

      С герпесом, с винегретом,

      Чуют День Шерсти блохи.

      Копят гнилые бздехи.

      Жирные ребра рыбьи.

      Синие вопли выпьи.

      Точные вирши рабьи.

      Сочные жабры жабьи.

      «Дрожали в озноб объятия…»

      Дрожали в озноб объятия,

      Сентябрь краснел рябиной,

      Прохлада плела апатии,

      С залива тянуло тиной.

      Мерцало о прошлых, хороших днях.

      Сползали пустые вести

      Фасадами в старых пролежнях

      Да крышами сплошь из жести.

      Сидели и снова верили,

      Что вечность мудрее утра.

      Увечья стаканом мерили,

      Бледнели похмельем утло.

      Тащили стихи калечные

      По скулам да лбам кобыльим,

      И падали просторечия

      Под ноги высоким штилям.

      Неслось окаянное «звонче жги!»,

      Рвалось свистоплясом синим.

      И дамы ломали зонтики,

      Мешая гламур с мартини.

      И кролик с глазами пьяницы

      Ронял в тротуары траур.

      Никто никого не хватится,

      Все мимо, миледи, фрау!…

      Натужные рукопожатия,

      Азарты над картой винной…

      Прохлада плела апатии,

      С залива тянуло тиной…

      И город, как будто спросонья – тих,

      Сквозь памяти позолоту,

      В каденциях альбиноньевых

      Навек уходил под воду.

      Метанойя

      Выстелить плечи цветами мая

      Думал, ключами звеня-играя.

      Ягодой греть глаз твоих лукошко,

      Жажду мешая похмельной ложкой,

      Жадной охапкой сгрести застолье,

      Выменять воды на богомолье,

      В милость елея гортань лелея…

      Не поборол ветрогон Борея,

      Грузно споткнулся о не отпетых,

      Пузом полег, как и те, – в поэтах.

      Выжал до изнури тела губку,

      Не изменяя ни тьме, ни кубку.

      Не потакая ни дну, ни веку,

      Радугу плел через сердца реку.

      Вечность измаяв в сожженном храме,

      Тлен перемерив в погостной яме.

      Вымолив тихо у неба крышу,

      Кинулся дуть, где хоть что-то дышит,

      Слышит, шуршит, расчехляет поры,

      Чистит от мнений помета норы.

      Выхлебав хляби спиртной цистерну,

      Глаз твоих высосав всю инферну,

      Сдал спецодежду мой искуситель,

      Скинул крыла трубочист-хранитель.

      Не приманив козырей за ворот,

      Чахлой чахоткой стыл горе-город.

      Я уходил от наветов прежних,

      Запеленавшись