Зачем в Питер?. Ольга Финн

проветрить? – Спросила в коридор, не ожидая ответа. – А пеленки можно и в ванной повесить, слишком уж сырой воздух возле кроватки.

      – Вы что, врач? – крикнула женщина из недр кладовой. – У вас дети-то есть?

      – Я всю жизнь в роддоме проработала, – словно извиняясь, ответила Кузьминична. – Разные времена застала: и кутали младенцев и закаливали. Но проветривание – первое дело. У нас же здесь туберкулез не переводится… Вы откуда приехали?

      – Пермь. Не знаю, как у нас там с туберкулезом, но работы приличной нет, – хозяйка с сыном, тяжело дыша, тащили к выходу большую коробку со старыми кастрюлями, банками и мешками. – Сейчас порядок наведем, отмоем все и заживем. До сих пор прописаться не можем, пришлось временную регистрацию покупать, чтобы этот оболтус школу не пропускал. Думали, культурная столица, а оказалось, везде Россия.

      – А где у вас ведро и тряпки? – Пожилой женщине неловко стало брать деньги за бессмысленное сидение у кроватки спящей девочки. – Я в комнате помою, пока малышка спит.

      Кузьминична вымыла оба окна, оставив их слегка приоткрытыми, отнесла мокрые пеленки в ванную и развесила их на старой бельевой веревке. «Постирать бы эту веревку, – подумала. – Но хотя бы так…»

      Отмыла люстру, двойные деревянные двери – в районе ручек они были почти черными и протерла дощатый пол. В комнате стало гораздо уютнее. Собралась поменять воду в ведре, оступилась – и черная мыльная вода разлилась по вымытому полу, едва не намочив коробки с пожитками.

      Старуха охнула, на шум прибежала хозяйка:

      – Чего тут? Смотреть же надо, куда идешь, глаза у тебя на заднице?!!

      От резкого крика матери проснулся и заплакал ребенок. Кузьминична выпрямилась и шагнула к детской кроватке, успокоила малышку, потом только смогла ответить. Голос ее от негодования стал по-девичьи звонким:

      – Вас благодарности не учили? Уважать старших? Умению прощать? Вы мне во внучки годитесь!

      – Да я это… – примирительно забормотала молодая мать. – Думала, Вовка ведро перевернул. Ну вот… Ленка проснулась, а мы только верхние полки успели рассортировать. Покормите ее?

      Но Кузьминична была та еще гордячка. Молча подняла ведро, собрала воду тряпкой, вымыла руки и направилась к выходу:

      – Денег я с вас не возьму, ребенок спал. Вы бы и без меня справились.

      На первом этаже ее догнал Вовка:

      – Простите мамку. Она добрая, просто устала. Они с отцом мечтали, что переедут в большой город – новая жизнь начнется, а она не началась. В Перми хоть знакомые у нас были, а здесь никого. Денег не хватает, вот мать и психует.

      – Не жалеете ее, поэтому и устает, – Кузьминична толкнула дверь на улицу. – Я помочь пришла, за это люди благодарят, а не кричат, пугая детей.

      Этот случай обострил отношения соседей: отец в один из дней попросту сбил навесной замок с сарая, упаковал хлам в огромные черные мешки и оставил их стоять возле смородиновых кустов так,