Зачем в Питер?. Ольга Финн

мне батя сказал сбить замок и посмотреть, что внутри. Вдруг что-то для ремонта пригодится, – ответил крепкий белобрысый паренек.

      Ровная спина, смотрит прямо – было в нем что-то надменное. Кузьминична подошла к кустам смородины – все целое. Веточки не поломаны.

      – Скажи папе, пусть придет за ключом, – ответила женщина. – Я поняла, из какого вы дома.

      Парень махнул рукой остальным, мол, уходим, зачем-то подмигнул Кузьминичне, и ватага скрылась между домами.

      Прошла неделя, еще одна, за ключом никто не приходил, она успокоилась, а потом и думать об этом визите забыла.

      Как-то утром, может, месяц назад или полтора, собралась Кузьминична за рассадой. Принарядилась, туфли достала выходные, взяла корзину с ручками. Обычно в это время в питомник растений привозят гладиолусы, она всегда денег жалела, а тут расщедрилась, решила посадить. Вернулась счастливая, отложенной суммы хватило на три саженца, но она решила потом добавить дешевых цветочков и устроить роскошную клумбу перед кухонным окном.

      – Померзнут цветы, Кузьминична, – крикнула ей моя собеседница, возвращавшаяся домой из аптеки. – Ты бы редиску посадила, все бы польза была.

      – Редиску съешь и забудешь, а цветы все лето радовать будут, – ответила ей пожилая соседка. На том и разошлись.

      На следующее утро Кузьминична собралась в магазин за хлебом и увидела разоренную клумбу. Выскочила из дома без пальто, в одном платье, – двор истоптан подошвами мужской обуви, гладиолусы заброшены на крышу дровяного сарая. Пожилая женщина подтянула цветы ближе и снова воткнула безжизненные стебли в землю, яростно орудуя негнущимися пальцами. Потом вынесла грабли, разровняла землю во дворе, тщательно вымыла руки, накинула пальто и пошла в питомник за новой рассадой. Вместо молока и куриной грудки купила анютины глазки, перебилась вчерашней пшенной кашей с постным маслом и чувствовала себя почти счастливой.

      После своего скудного обеда Кузьминична заперла дом, обогнула сараи, дошла до трехэтажного, чудом сохранившегося в войну и в перестройку деревянного барака, поднялась на третий этаж и позвонила в квартиру новоселов. Дверь открыла уставшая женщина в коротких шортиках, едва видневшихся из-под просторной футболки.

      – Чего вам? – спросила неожиданно мелодичным голосом. – Входите.

      В прихожей стены все еще оставались закопченными, на вешалке висели куртки и детский комбинезон. Коляска мешала пройти дальше.

      – Я из-за сарая, – почему-то извиняющимся тоном сказала старуха.

      Женщина сморщилась недовольно:

      – Да, сын говорил. Ключ принесли? – протянула руку.

      – Нет, я про ключ не подумала, – спохватилась Кузьминична. – Поговорите с ним. Пусть отец поговорит. Мальчишки мои гладиолусы вырвали и на крышу забросили. А мне тяжело…

      – Ах, вот что… Ладно, скажу мужу вечером, чтобы уши ему надрал. У вас все? Мне ребенка скоро кормить. – Хозяйка квартиры шагнула вперед, заставляя пожилую