Путешествие из Санкт-Ленинграда в Бологое. Николай Бизин

– почти что концлагеря готовы были они создать для идейных им противостоятелей; да что там говорить – в средствах массовой информации даже и создали), добросовестно во всей своей полноте отдались под власть силы темной, подземной.

      И что нам осталось? Что надобно нам всем? А надобно нам: коли надо – идти против ада.

      Иные – так и пошли; но – словом и делом ада. «И тогда он сделал добро из зла, потому что его больше не из чего было сделать.» (цитата по памяти, Роберт Пенн Уоррен)

      Всё бы хорошо (в логике человеческой теории евгеники); но – как вы относитесь к самовивисекции? Я не даром поминал самосарказм: это всё вещи внутренние, готовность к подвигу! Так как вы относитесь к перспективе стать мучеником?

      Речь не о камикадзе 11 сентября (если они не понимали, что ими манипулируют – значит, ими занимались профессионалы): мученик (в православной традиции) – свидетель (смерти и Воскресения); мученик – не убийца: пусть лучше меня убьют (обманут, предадут, осквернят), нежели я убью (обману, предам, оскверню).

      Мой народ стал осознавать себя мучеником (за веру); но – до этого его убедили подвергнуть себя самовивисекции.

      Не впервые, впрочем, эта шалость над народом была проделана: кристаллическая эсерка Спиридонова, как известно, для компрометации постылого строя лживо обвинила арестовавших ее жандармов в изнасиловании; так ведь всё это она (будучи врачами осмотрена – девственной) проделала хотя бы – сразу, и солгала – сразу же и немедля!

      Нынешние добытчицы счастьица негаданно вспоминают, что годы назад с ними был случай, и знай себе (доказательствами не утруждаясь) начинают тянуть денежку или отмщение; за примерами недалеко ходить (взять хотя бы заморский град на холме с его похотливым президентом- саксофонистом).

      Не впервые, как видим, эти шалости над совестью проделываются. Град га холме и здесь не оказывается автором (версификатором) происходящего; дело лукавого трудно спутать с делами Бога (когда нечего прибавлять, но и убавлять тоже нечего).

      Впрочем, мы всё ещё живы, а некоторые из нас всё ещё совестливы; но (есть в нас некая обречённость быть свидетелями смерти и воскрешения) – как уже говорил (а нынче обязательно бы повторил) Иван Тургенев, у современного нам либерализма несколько ртов: эстетический, философский, политический, религиозный, кровавый и т. д. – и всеми ими современный нам либерализм демонстративно чавкает!

      Впрочем, и я не впервые говорю о тех из нас, кому всё ещё совестно чавкать.

      Но так же не впервые замечу, что (кроме совести) – ещё царствует над иными из нас некая ирреальность; причём даже самые жизни и смерти их (этих «иных из нас») становятся ирреальны и остранены.

      Причём (очень не впервые) – оказывается вдруг, что иным из нас не приходится делать в жизни никакого выбора: когда протянет тебе лукавый два сжатых кулака и предложит: выбери – никогда не выбирай!

      И тогда (кажется даже) – оказывается вдруг такой субъект встроенным в этот мир (как неизвлекаемое звено кармической цепи); более того (сам он) – оказывается