«Опалённые войной» Книга первая. Вернись живой. Ванда Михайловна Петрова

сейчас.

      Софья села сама и кивнула Миле – садись. Не дожидаясь расспросов Милы, Софья продолжила разговор, понимая, что привело Милу к ней.

      – Не поехала, потому что Андрея уже везёт медсестра. Встречу на вокзале. Хорошо, что ты пришла, я сама к тебе собиралась, поговорить надо. Трофима моего судят за хищение, может быть высшая мера, но могут и на фронт. Повезло, что не регистрирована с ним. Дом этот я сразу заявила, на меня покупаем, ну и один из суда помог – я не причём. Это я тебе так, для информации. Лима нашла себя в вино-водочных напитках, у нас с ней теперь у каждой своя жизнь, стали такими чужими, чужее не бывает. Викуся померла.

      Мила поняла, что Софья не собирается разыскивать ребёнка, значит, за Вику можно быть спокойной. А Софья холодно продолжала:

      – Я уверена, что ты со мной согласишься, ни к чему калеке знать эти подробности, про Трофима, про Вику.

      Мила молчала. Софья размеренно продолжала говорить, как гвозди вбивала в крышку гроба Андрея:

      – Привезу его сюда, здесь всё огорожено, сможет и во двор выходить. – Софья дёрнула плечами, скривила рот, – Если захочет. Ну вот, так – всё.

      Мила глухо сказала:

      – Надо попытаться, может хоть частично …

      Софья взорвалась:

      – Что «частично»?! Что «частично»?! Слепой он! Что выдумывать?! И… ты… тоже не мельтеши, ни к чему ему все эти тени прошлого, мне и так с ним не сладко будет, – сделав паузу, резко закончила. – Прощай, в общем, сама понимаешь, вам тут охи ахи, а мне с ним мучиться.

      Софья чуть ли не вытолкнула Милу со двора и поспешно захлопнула за ней калитку.

      А дома Милу ждала великая радость – нашёлся отец! Кузьма Гаврилович, гуляя с Викой во дворе, встретил почтальона. Вика уже спала. Вдвоём с Кузьмой Гавриловичем они перечитывали и перечитывали письмо. Отец жив, он тоже был в партизанах, они вместе с отступающими гитлеровцами двигались к границе, нанося ощутимый урон отступающей армии врага изнутри. И вот их отряд полностью присоединился к наступающим частям нашей армии и теперь он будет регулярно писать. У Милы сжалось сердце от горя, как она напишет, что мамы больше нет.

      Отец и мать Милы поженились совсем юные, ещё до его армии, они всё время так любили друг друга, неизвестность про мужа и подтачивала здоровье Нины Павловны. Мила до мелочей помнила день ухода отца на войну. На маму Миле было страшно смотреть. Нет, Нина Павловна не голосила, не причитала, но лицо у неё покрылось мертвенной сизой бледностью, даже руки были такие, и мама прятала их за спину, чтоб не видели, как они дрожат. И не плакала мама, но глаза у неё стали, как стеклянные, страшные, неживые. И голос стал не её, безжизненный, которым она повторяла: «Любой, слышишь, любой, но живой вернись, слышишь». И снова: «Любой, слышишь, любой, вернись живой». А теперь как она напишет отцу, что мамы нет. И Мила поняла, что не сможет об этом написать отцу, не сможет. «Папочка, прости меня, что я не смогла сберечь маму, прости меня, родной, я не могу тебе написать о том, что мамы больше нет, не могу», – проплакала всю ночь Мила. Так и пошла на работу, с опухшим от слёз лицом, и