Частные случаи ненависти и любви. Виктория Черножукова

не вижу смысла обсуждать нынешнюю власть: как бы то ни было – нам с ней жить.

      – Вы мне не доверяете. – Виктор нахохлился, как мокрый воробей. – Что ж, имеете право. Сейчас никто никому не доверяет. Не могу вас осуждать. Искренне надеюсь, что у вас все будет хорошо. Будет жаль, если красные шлепнут вас как сторонника прежнего режима. А я лично уезжаю в деревню. Хватит с меня Риги!

      Тогда, попрощавшись с Виктором, Герберт и думать о нем забыл. Его странный недороман с Магдой занимал все свободные вечера и свободные мысли. Интересно, что с ней теперь? Не так уж много времени прошло – если, конечно, по мирному счету. В войну дни считаешь иначе. В общем, уже вечность, как он ничего о ней не слышал.

      Герберт зашел в столовую для охранников. Взял себе овсянку, творог, мармелад и чай. Едва он успел съесть пару ложек каши, принесло Табберта.

      – Хайль Гитлер!

      – Доброе утро, герр Мелдерис! – Он уселся напротив. – Пожалуйста, продолжайте свой завтрак. Я к вам с новостями.

      Герберт посмотрел на Отто Табберта – скучное продолговатое лицо оберштурмфюрера, как обычно, ничего не выражало. Покачал головой:

      – И какую новость вы принесли? Хорошую или плохую?

      – Ну это как посмотреть… Приказано ликвидировать наше учреждение. Там, – Отто выставил указательный палец вверх, – решили, что нет надобности содержать здесь евреев в таком количестве. Экономически неоправданно. Ну вы же понимаете, у нас сейчас экономия превыше прочих мотивов.

      – И как предписано поступить с контингентом? Развезти по другим лагерям или здесь утилизировать? Сразу скажу: если второе, то мне понадобятся дополнительные люди. Моих не хватит, чтобы выполнить приказ в короткие сроки. Одна подготовка на местности отнимает кучу времени и рабочих рук.

      Герберт разозлился. Так всегда: прикажут – вынь да положь. А как это сделать, и возможно ли это вообще – не подумают разобраться.

      Табберт заметил его недовольную мину и покровительственно похлопал по плечу.

      – Самых ценных – мастеров с высокой квалификацией – решено оставить. Остальных – в расход. Но вы не беспокойтесь. В вашем распоряжении еще целый месяц. Учреждение должно быть полностью расформировано к началу мая. За это время управимся?

      – Да. Месяца хватит, – мгновенно остыл Мелдерис. – За месяц даже без спешки управимся.

      Если гетто закроют, больше не будет смысла торчать в этом осточертевшем Даугавпилсе, он сможет вернуться в Ригу. Что ж, новость Табберта – хорошая новость.

      Он подумал о своих рижских знакомых, о превосходном пиве в ресторанчике на набережной, о Магде. Несколько месяцев он даже не вспоминал о ее существовании, а сегодня – уже второй раз за утро. Что-то сладко кольнуло внутри. Неужели он еще способен на чувства?

      Оберштурмфюрер попрощался, а Герберт продолжил ковырять остывшую кашу.

      На этот раз потревоженная память вместо воспоминаний о приятных вечерах в кругу семьи Медемс извлекла на свет историю совсем иного свойства. Мелдерису вспомнился