Его последние дни. Рагим Джафаров

получилось очень по-доброму, если не сказать по-родному, – наверное, репетировал это движение. Я тоже встал, взял свою сумку, кивнул Станиславскому в знак благодарности и вышел из кабинета. Психиатр с картонной папкой под мышкой вышел за мной и снова указал направление.

      – Сейчас мы оформим вас в боксированное отделение, это что-то вроде…

      – Карантина. – Не то чтобы он нуждался в подсказке, скорее я просто перебил его.

      – Что-то общее есть, да. Сначала вы сдадите общие анализы, плюс вас периодически будет опрашивать доктор. Назначит лечение. Потом уже переведем в общую палату, а там – в зависимости от динамики.

      – Ясно.

      Мы шли по длинному коридору с бежевыми стенами. Я внимательно смотрел по сторонам, стараясь не упустить ни одной детали. Я здесь именно для этого. Цвета, звуки, запахи – важно все. Лампы дневного света, двери без ручек, линолеум, шестьдесят шагов от кабинета, что еще можно ухватить?

      Мы уперлись в закрытую дверь. Я замер в предвкушении. Сейчас он достанет из кармана халата железку, похожую на торцевой гаечный ключ. Это так называемая гранка, исполняющая роль ручки для всех дверей в больнице.

      Но, увы, доктор достал из кармана халата банальную пластиковую карточку, которые каждый человек хоть раз наблюдал в офисе, и приложил ее к считывателю. Загорелась зеленая лампочка. Вот тебе и гранка.

      Мы вошли в примерно такой же коридор, как тот, по которому шли сюда. Единственное отличие – сестринский пост по левую руку. Эдакая регистратура.

      – Ольга, добрый день. – Психиатр улыбнулся серьезной женщине на посту. – Принимайте новенького.

      Женщина что-то спросила, но я не расслышал.

      – Да, вот. – Психиатр сунул бумаги в окошко. – Самоход.

      – А что случилось? – Кажется, этот вопрос она задала мне, но ответил доктор:

      – Тяжело человеку. Жить не хочется.

      Сестра покачала головой, но никак вслух не прокомментировала. Хотя бегущая строка на ее лбу гласила: «А ведь такой молодой, красивый, что ж делается-то?» Но скорее для проформы. Чтобы я понял, что мне сочувствуют. Вряд ли ее можно чем-то подобным удивить.

      – Всего доброго, – попрощался психиатр.

      – Удачи. – Я улыбнулся в ответ.

      Он вышел из отделения и закрыл за собой дверь.

      – Давайте вашу сумку посмотрим. – Сестра взяла мой багаж и приступила к досмотру.

      Я уловил запах больничной еды – пюре и рыбные котлеты – и вдруг осознал, что морщусь. Да и в целом почему-то все лицо напряжено.

      Сестра тем временем раскрыла сумку и стала доставать содержимое. Первое, что ей попалось, – упаковка туалетной бумаги.

      – Предусмотрительно, но у нас сейчас с этим нет проблем, слава богу, – сказала она и отложила бумагу в сторону, собираясь продолжить досмотр.

      – Нельзя оставить? – уточнил я.

      – Можно, но… Можно, конечно. – Она придвинула упаковку ближе ко мне. Не распечатывая.

      – Четырехслойная, – поиграв бровями, сказал я. – С запахом лаванды.

      Сестра сдержанно улыбнулась и вернулась к досмотру.

      – Лаванда,