Портрет моего мужа. Карина Демина

на вид рыбаками, из которых лишнего слова не вытащишь, полагаю, отчасти потому, что живы были в их памяти времена, когда выходили они не только на рыбью охоту; что с женщинами их. Те тоже не отличались разговорчивостью. Они, казалось, появлялись на свет с темною кожей и выгоревшими, почти белыми волосами. В столице, верно, это сочли бы уродливым, но здесь…

      Здесь все было немного иначе.

      А потом вновь появился Мар.

      Едва завидев незнакомый цеппелин – тонкий, с виду хрупкий, будто из стекла отлитый – я поняла, что прибыл он по мою душу. И отложила заготовку.

      Сняла фартук.

      Вытерла ветошью руки. Анатор гасить не стала, не хватало еще ради Мара испортить заготовку, на которую ушло почти семь унций алюминия.

      Я провела ладонью по коротким – здесь такие и мужчины не носят – волосам и даже заглянула в зеркало, убеждаясь, что остров коснулся меня. Кожа потемнела, то ли от загара, то ли от веснушек, губы потрескались, а брови стали ярко-рыжими.

      Ветер… ветра здесь дуют круглый год.

      Я поднялась на башню и смотрела, как кружит чужак, пытаясь найти точку опоры. Для местных ветров он был слишком легким, а лоцман, не знакомый с течениями, не справлялся, и цеппелин то и дело относило в сторону сизо-лиловых скал. Они были недостаточно высоки, чтобы дотянуться до гондолы, но выглядели довольно угрожающими.

      Я помню.

      – Ишь, – сала Терес дернул себя за бороду. – Выплясывает, чтоб ему…

      Он хотел добавить пару слов покрепче, но лишь покосился на меня с упреком, будто бы я виновата, что воспитание мешает ему выругаться.

      Может, и виновата.

      Я не знаю.

      Но вот пилоту удалось выровнять махину.

      Якорные цепи упали на крышу. А я подумала, что было бы неплохо, если бы они не зацепились…

      …Мар спустился один.

      Светлый редингот, наброшенный на костюм оттенка экрю. Темно-лососевая рубашка с тонким галстуком, в котором поблескивала алым глазом булавка. Ботинки сияют. Поскрипывают благоразумно надетые галоши. Но все равно вид у моего супруга на редкость… нелепый?

      Пожалуй.

      Он же, окинув меня взглядом, сказал:

      – Отвратительно.

      – Я тоже не слишком рада тебя видеть.

      – Куда он тебя запихнул? В эту дыру… – он обвел рукой островок, который с вершины башни казался совсем уж крохотным. И да, вид не слишком впечатлял.

      Скалы.

      И снова скалы.

      Зелень мха, которая прикрывала старые крыши. Пара пристаней и лодки, что сохли на берегу. Здесь пахло морем и еще камнем, и сыростью, и плесенью тоже, но… я, оказывается, и к запахам привыкла. Во всяком случае, они меня не раздражали, не то, что тонкий изысканный аромат туалетной воды Мара.

      – Где мы можем поговорить? – Мар поежился.

      Да, ветра здесь… были ветра… вон цеппелин опять сносит, на сей раз к югу, который глядится обманчиво безопасным, хотя каждый ребенок на Ольсе знает, что именно там, где-то в туманах, не исчезающих даже летом, прячутся Льдистые пики. А уж они рассадили брюхо не одному цеппелину.

      Ветра продували редингот.

      И