Узник вечной свободы. Ольга Вешнева

местом для убийства.

      – Прочесть вам новое из лирики? – предложил я.

      – Чуть позже, а пока позвольте вам устроить маленький и дружеский допрос. Я слышала, вы перестали отвечать на письма. Зачем внезапно из Питера сбежали? Почему в деревне спрятались? Устали от толпы людской? Или была на то любовная причина?

      – Искал я вдохновенья для стихов. Погнался за красотами природы.

      – И что же, Тихон, увенчались ли успехом поиски?

      – Природа меркнет по сравнению с вашей красотой, прекрасная Елена. Питаю я надежду, вы простите мне сию измену. Я посвятил всего лишь крошечку стихов лесам, полям, речушке и березам на лугу.

      Ветер утопил меня в запахе ее духов, основой для которых парфюмер выбрал ароматические масла розы и камелии. Я задержал дыхание.

      – Вы странно изменились, Тихон, – заметила Елена.

      Ее слова меня встревожили.

      – Вы много курите? – предположила она.

      Мы вошли в безветренную аллею парка, и мне стало легче дышать.

      – Я, как и прежде, вовсе не курю, – я кашлянул, сбивая грубость голоса. – Простыл маленько. В дороге просквозило.

      – Думала, что вы вернетесь из деревни смуглым как арап. Но вы, мне кажется, еще бледнее стали, чем были в городе дождей, – Елена удивленно всматривалась в мое лицо.

      – Дни напролет сидел в усадьбе, в кабинете, в добровольном заточении, не видя света белого. Три тома настрочил по философии. Потянет на полпуда каждый том, – нашел я отговорку.

      – Геройство ваше поразительно, Тихон, – намеченная жертва призадумалась.

      Я тоже задумался – над тем, как побыстрее и поудобнее (для меня, конечно, а не для нее) укусить Елену. В отличие от шеи косули или оленихи, шея человеческой женщины была средоточием жесточайших ароматов. От них у меня перехватывало дыхание, сводило зубы, в горле возникал неудобный для питания ком. К тому же эту нежную уязвимую шею надежно защищал от моих клыков голубой шелковый шарфик, надушенный еще беспощаднее, чем ее кожа.

      – Прошу вас, подарите мне на память ваш воздушный шарф, – убедившись, что на аллее мы одни, я встал перед жертвой, протянув к ней руки и чуть пригнув колено. – Он поможет мне придумать восхитительные стихи, убережет от скуки.

      – Я бы с радостью, но шарф подарен мужем, – Елена подергала шарфик за бахрому, и я громко чихнул дважды.

      – Будьте здоровы, Тихон.

      – Как надоела мне простуда! Скорей бы от нее избавиться, – проскрипел я.

      От невыносимой жажды крови мой голос стал еще грубее.

      Река плескалась совсем близко, и я поманил Елену на спускавшуюся к берегу дорожку.

      – Эспер и так считает, что обделен моей любовью, – рассуждала вслух неприступная добыча, спускаясь к реке. – Шарф он привез из Франции, в подарок к первой годовщине свадьбы. Обижен будет страшно, ежели скажу, что потеряла шарф… Пожалуй, ради вас переживу еще одну его обиду. Держите. Вам дарю на память.

      Подскочив сзади, Елена накинула шарф мне на шею. Я сорвал его непочтительным броском руки,