Узник вечной свободы. Ольга Вешнева

спящую пеночку и вытащить из-под дубового корня злобного барсука с огромными когтями.

      Несмотря на то, что я тщательно вымылся в реке перед возвращением в нору, от меня разило свиным навозом. Собратья брезгливо воротили носы, а Людмила и вовсе переселилась из нашей спальни в общую комнату.

      Две ночи подряд я питался мелкими зверьками и птенцами. Третьей ночью наткнулся на кровавый след лося. Аппетитный запах довел меня до нужной степени безрассудства. Я напрочь забыл об осторожности, считая, что добыче от меня не уйти.

      Лось проплывал неторопливой иноходью среди осин, берез и вековых дубов. Я обогнул его с севера по ветру, забрался на высокий дубовый сук над звериной тропой и замер в ожидании.

      Сохатый великан высунул из листвы плешивую голову, коронованную развесистыми рогами. Он подергал мясистой верхней губой, проверяя воздух, и зашагал дальше. Неподалеку от меня лось остановился у молодой осины и навалился на нее грудью, пригибая к земле. С хрустом и чавканьем он стал обкусывать нежную листву с гибких веток. Беспокойно ерзая в предвкушении собственного ужина, я подсчитывал ароматные кровоточащие язвы на ногах зверя, в которых копошились личинки овода. Ободрав верхушку одной осины, лось занялся соседней и подвинулся ближе ко мне. От испарения ненавистной смолы я едва не расчихался. Беглой мыслишкой я предположил возможность отравления кровью животного, злоупотребляющего ядовитой снедью. Растущий голод не принял моего сомнения, напомнив, что прежде мне не становилось дурно от лосиной крови.

      Готовясь к прыжку, я затаил дыхание. Дубовый сук тихонько скрипнул, прогибаясь под моим весом. Лось навострил уши, обернулся, глядя ниже моей высоты, и попятился к засаде.

      Прыгнул я немного раньше, чем надлежало, и свалился ему на круп. Когти скользнули по гладкой шерсти. Падая, я ухватился правой рукой за хвост лося и повис на нем. Перепуганный зверь с ревом подскочил и лягнул меня в живот. Сбросив нежелательный груз, он умчался в чащу, проторяя дорогу широкими рогами.

      Я отлетел в колючие лапы раскидистой ели. Повезло, что не напоролся на осину. Обшитая собольим мехом фуфайка, снятая с загрызенной Ахтымбаном купчихи, смягчила удар. Я отделался легким испугом.

      Этой ночью мне не удалось добыть ничего, не считая шерстинок из лосиного хвоста.

      Следующая ночь была еще хуже. Увлекшись погоней за косулей по тесному ивняку, я угодил в медвежью яму. Купчихина фуфайка снова меня спасла, да только выбраться без посторонней помощи из глубокой ловушки оказалось нелегко. Промучился до полуденной жары, стараясь выпрыгнуть наружу. После изнурительных попыток я смог зацепиться когтями за корень дерева и подтянуться вверх.

      В нору я примчался с опаленными солнцем щеками и, свернувшись клубком, жалобно скулил до их исцеления. Заживать мои раны стали намного медленнее, чем прежде. Сказывался постоянный голод. Соплеменников душещипательные стоны не разжалобили. Никто не покормил. Главная защитница смотрела на меня