Сицилиец. Марио Пьюзо

уметь читать и писать.

      – Я сам проложил себе путь, – продолжал дон Кроче. – Почему мой племянник не может сделать так же? Сердце моей бедняжки-сестры будет разбито, если у ее сына перед именем не появится приставки «доктор». Она верит в Христа, хочет помогать всему миру…

      Доктор Натторе со стойкостью праведника отрезал:

      – Я свое мнение не изменю.

      Дон Кроче вздохнул. Сказал полушутливо:

      – Кому мой племянник причинит вред? Я устрою его на государственную должность, в армию или в католический приют для престарелых. Там только и надо, что держать их за руки да выслушивать причитания. Он такой милый – старичье будет от него в восторге. Разве я много прошу? Просто чтобы вы немного пошуршали в своих бумагах. – Он недоверчивым взглядом окинул книжные стеллажи.

      Гектор Адонис, крайне обеспокоенный кротостью дона – опасный сигнал у такого человека, – подумал с раздражением, что дону легко говорить: при малейшем несварении его сразу же везут в Швейцарию. Но Адонис понимал, что только ему под силу найти выход из тупика.

      – Дорогой доктор Натторе, – начал он, – безусловно, мы можем как-то помочь. Немного дополнительных занятий, практика в благотворительном госпитале – что скажете?

      Доктор Натторе, хоть и родился в Палермо, нисколько не походил на сицилийца. Он был светловолосый, лысеющий и не собирался скрывать свой гнев, чего истинный сицилиец никогда не допустил бы в столь деликатной ситуации. Несомненно, в нем говорили порочные гены, унаследованные от какого-нибудь далекого предка, норманнского завоевателя.

      – Вы не понимаете, дражайший профессор Адонис. Этот недоросль хочет стать хирургом.

      «Иисус, Иосиф, Пресвятая наша Дева Мария и все святые, – подумал Гектор Адонис. – Ну и дела!»

      Воспользовавшись потрясенным молчанием коллеги, доктор Натторе продолжил:

      – Ваш племянник понятия не имеет об анатомии. Труп он препарирует так, будто режет барана на жаркое. Пропускает большинство лекций, не сдает проверочные работы, а в операционную заходит как на танцы. Согласен: он обаятельный юноша, лучшего приятеля себе и не пожелаешь. Но, в конце концов, мы говорим о хирурге, которому предстоит стоять со скальпелем над живым человеком.

      Гектор Адонис прекрасно знал, что думает дон Кроче. Какая разница, насколько плохой хирург выйдет из этого парня? Тут вопрос семейного престижа, утраты уважения, в случае если мальчишка провалится. Каким бы плохим хирургом он ни был, ему никогда не убить столько людей, сколько уже есть на счету у дона Кроче с приспешниками. Мало того, молодой доктор Натторе не уловил намек, что дон Кроче готов спустить дело с хирургией на тормозах – пускай племянник станет хотя бы просто доктором.

      Пришел момент вмешаться Гектору Адонису.

      – Дорогой мой дон Кроче, – заговорил он, – я совершенно уверен, что доктор Натторе пойдет вам навстречу, если мы продолжим настаивать. Но откуда эта романтическая идея сделать из племянника