Белая горячка. Delirium Tremens. Михаил Липскеров

увешаны картинами Оскара Рабина, Немухина, Калинина и других русских советских авангардистов. Но основным украшением стены была фотография Мэна во фраке со скрипкой, сделанная Брессоном на концерте, даваемом Мэном в честь рождения Валери Жискар Д’Эстена.

      На Мэне был бархатный домашний пиджак, из-под которого виднелась крахмальная белая рубашка «Армани». Домашние брюки были неправдоподобно отглажены, а на ногах – лакированные домашние тапочки. Мэн взял с фортепьяно рюмку коньяка, отпил глоток, погонял его по нёбу, деснам и пустил в свободное плавание по пищеводу. Потом он взял скрипку и начал играть 26-й концерт для скрипки Моцарта. Во второй части концерта он перевозбудился и слишком сильно провел смычком по струнам. Лопнула струна «соль». Мэн поискал в своем хозяйстве струну «соль» и не нашел. Тогда он решил пойти по соседям и поспрошать насчет недостающей струны.

      В первой квартире дверь открыл какой-то Парень. Увидев Мэна со скрипкой, он сказал:

      – Мужик, я тебя знаю. Ты был корешом Папани в детстве…

      Мэн заинтересовался своим корешом, которого он напрочь не помнил. Поэтому он вместе с Парнем прошел в квартиру. В кухне сидела и плакала пьяная копия Мэна.

      – Чегой-то он плачет? – спросил Мэн.

      – Жена ушла, забрала ребенка, меня то есть, и ушла.

      – Давно ушла? – спросил Мэн.

      – Двадцать лет назад, – ответил Парень.

      – А чего ушла?

      – Пил сильно.

      – А потом вернулась. Вместе со мной. Он на радостях и запил.

      – Давно запил?

      – Десять лет назад. Давай выпьем, брат.

      – Да я не пью, – сказал Мэн, а потом добавил: – А у вас случайно нет струны «соль»?

      Парень распахнул рубашку на груди, и Мэн увидел татуировку: «Нет в жизни струны «соль».

      Мэн по-братски выпил глоток водки, также по-братски расцеловался с Парнем, слился с ним, вышел на лестничную площадку и позвонил в дверь напротив. А там море шумит. Волны налетают на берег, и хрестоматийный девятый вал выносит тело Мэна с синим лицом и вцепившейся в ногу клешней краба. К которой был прикреплен сам Краб, похожий на похмельного Мэна. Мэн смотрит на эту картину, пытаясь понять, каким образом он оказался в этом море.

      – Не дрейфь, Мэн, – сказал Краб, – ты помер во сне, а пока ты жив, это дело надо отметить. Ща сделаем.

      Краб пошарил по карманам трупа «Мэна во сне», вынул початую бутылку «Муската» и протянул ее Мэну. Мэн сделал три больших глотка и поперхнулся.

      – Чача, – сказал Краб, отломил клешню и протянул ее Мэну. – Всем давно понять пора бы, как вкусны и нежны крабы.

      Мэн закусил и на всякий случай осведомился о струне «соль». Краб показал на шею синего Мэна. На ней была затянута струна «соль». Но она сильно проржавела и не была способна к исполнению 26-го концерта Моцарта.

      А потом пришел очередной девятый вал и уволок удавившегося во сне Мэна обратно в море вместе с Крабом и струной «соль». И Мэну ничего не оставалось делать, как выйти из квартиры и пойти вниз, чтобы попытать счастья этажами ниже.

      Но